Карл Май - Сын охотника на медведей

— Не хочу с этим спорить, хотя некогда и был гимназистом.

— Как? Это правда? Вы обучались в гимназии?

— Да, я тоже деклинировал 30словечки типа «теша».

Малыш лукаво покосился на Толстяка и переспросил:

— Деклинировал? Пожалуй, тут вы оговорились.

— Да нет.

— Ну, тогда в вашей гимназии вы ушли не очень далеко. Не «деклинировать», а «декламировать» и не «mensa», a «pensa». Вы декламировали вашу «пензу» 31: быть может, «Проклятие певца» Хуфеланда или «Вольного стрелка» госпожи Марии Лейневебер 3212. Но никаких обид! Каждый может знать лишь то, что может, и не больше! Когда я вижу перед собой немца, то безумно рад ему, будь он и не особо толковый или даже не саксонец. Ну, так как? Будем добрыми приятелями?

— Само собой разумеется! — Толстяк расплылся в улыбке. — Я всегда слышал, что саксонцы — парни добродушные.

— Да, мы такие! Тут уж ничего не попишешь. Врожденная интеллигентность!

— А почему вы покинули нашу прекрасную родину?

— Именно из-за науки и искусства!

— Как это так?

— Это произошло совершенно неожиданно и следующим образом: вечером, сидя в ресторации 33, мы говорили о политике и мировой истории. Нас за столом было трое: я, дворник и ночной сторож. Учитель сидел за другим столом, со знатью. Я всегда был общительным человеком и сам подсел к дворнику и сторожу, а они были этому бесконечно рады. В беседе о мировой истории мы добрались наконец до старого папы Врангеля и вспомнили, что он так привык к глаголу «mehrschtenteels» 34, что употреблял его при каждом удобном случае. Услышав это, оба мужика принялись спорить со мной об орфографической контрпункции и произношении этого слова! И каждый на этот счет имел свое мнение! Я сказал, как оно и должно произноситься на самом деле — «mehrschtenteels», но дворник возразил — «mehrschtenteils», a ночной сторож сказал даже «meistenteels». Постепенно я вошел в раж, и, наконец, мне стало так жарко, что я уже готов был любезнейшим образом подтвердить свою правоту руками и ногами, но как образованный служащий и гражданин, я смог сделать над собой решительное усилие и обратился к моему другу, учителю. Естественно, я был прав, но либо он оказался не в духе, либо его в тот момент охватил порыв озорства, короче говоря, он не подтвердил моей правоты и сказал, что мы не правы все трое. Он утверждал, что в слове «mehrschtenteels» должны быть два «ei». Но поскольку я совершенно точно знаю, что в немецком только одно-единственное слово с двумя «ei», а именно — Reisbrei 35, мне стало досадно. Хоть я и не хотел никому другому портить его диалект, но и с моим нужно было считаться, тем более, что именно он — самый правильный! Но ночной сторож никак не хотел понять этого; он сказал, что я тоже говорю неправильно, а посему я сделал то, что должен был сделать каждый честный человек, — я бросил ему в физию мое оскорбленное самолюбие вместе с пивной кружкой. Тут, конечно, последовали сцены без декораций, а увенчалось все тем, что меня за нарушение общественного порядка и за повреждение части тела привлекли к ответственности в качестве обвиняемого. Меня оштрафовали и отстранили от должности. Это я бы еще стерпел, но то, что из-за моей принципиальности мне вообще отказали в приеме на работу, я не смог пережить — для меня это было уж слишком! Понеся наказание, я потом просто собрался и ушел. А поскольку все, за что хоть раз берусь, я делаю всегда как следует — соответственно, я и уехал в Америку. Стало быть, только старый Врангель и виноват, собственно, в том, что вы меня сегодня здесь встретили.

— Я ему очень признателен за это, потому что вы мне нравитесь, — заверил его Толстяк, приятельски кивая малышу и едва сдерживая смех.

— Да? Это правда? Признаюсь, только что и я ощутил некоторую неосознанную симпатию к вам, а это, разумеется, хорошая основа для дальнейших отношений. Во-первых, вы парень довольно оригинальный; во-вторых, я тоже не без того; в-третьих, мы вполне можем стать хорошими друзьями. Мы уже помогли друг другу, а стало быть, связи установлены, и осталось только сделать так, чтобы связывающие нас узы крепли и дальше. Надеюсь, вы благосклонно заметите, что я всегда употребляю изысканные выражения, и из этого сможете заключить, что я не окажусь недостойным ваших дружеских чувств. Саксонец всегда щедр, и если меня сегодня захотел бы скальпировать индеец, я учтиво ответил бы ему: «Пожалуйста, потрудитесь любезнейший! Вот мои кудри!»

Тут Джемми не выдержал и рассмеялся:

— Если бы индейцу тоже вдруг взбрело в голову проявить учтивость, то ему пришлось бы оставить ваш скальп при вас! Но поговорим лучше о другом. Ваш спутник и вправду сын знаменитого Охотника на медведей Баумана?