Андрей Ветер - В поисках своего дома, или повесть о Далёком Выстреле

Месяц-Когда-Краснеют-Вишни ознаменовался внезапными сборами Синих Курток в фортах Смит и Фил-Кирни. Болтающиеся-Около-Форта принести весть о том, что правительственные уполномоченные покинули Ларами (остались только Харни и Санборн, которых Лакоты прозвали Белые Бакенбарды и Чёрные Бакенбарды; индейцы доверяли этим двум). Болтающиеся-Около-Форта рассказали, что Белый Отец из Вашингтона повелел своим солдатам покинуть земли Лакотов. Известие было ошеломляющим, невероятным. Никто, даже Красное Облако, не верили в такой скорый поворот событий, приготовившись к бесконечно долгой войне. Теперь индейцы внимательно наблюдали за военными укреплениями и за дорогой, наблюдали с покрытых лесом гор, никем не замеченные.

29 июля войска Соединенных Штатов сложили своё имущество и выдвинулись маршем на юг, оставляя позади опустевшие строения форта Смит. Туманным утром следующего дня Красное Облако торжественно привёл отряд Оглалов на гарнизонный пост. Индейцы неистово кричали, скакали вдоль стен. Их длинные, иногда достигавшие земли оперённые шлейфы величественно развевались. Там и тут разводились костры, которые должны были превратить усилия белых людей в прах.

Через месяц солдаты вышли колонной и из форта Фил-Кирни. На окрестных холмах виднелись обнажённые всадники, следившие за отбытием армии. Едва Синие Куртки отошли на приличное расстояние, лавина воинов влетела в покинутую крепость. В большом количестве прибыли Шайены, которым Лакоты предоставили почётное право поджечь укрепление. Маленький Волк, которому Судьба уже наметила проделать через десять лет изнурительный путь со своим племенем из оклахомской резервации, похожей на жёлтый ад, до Чёрных Холмов, гордо вышел вперёд и первым подпалил стены форта. Колонна Длинных Ножей в угрюмом молчании продвигалась между гор, оглядываясь и видя позади себя густой дым. Сколько сил оказалось положено напрасно! Сколько смертей! Сколько страшных моментов ожидания! И теперь – отступать с позором… То и дело неподалёку от солдат показывались пляшущие пони с бронзовыми воинами, кожа которых, обмазанная жиром, пылала на солнце.

Ветром и брызгами встретила одинокую индейскую фигуру улица Лэсли-Таун, залитая лужами. Скулили собаки за заборами. Город попрятал жителей во чреве домов. Под копытами лошадки громко чавкало. Стекла домов слезились, и вода лениво струилась по облупившимся оконным рамам.

Перед большим домом, где жил Билли Шкипер, промокший всадник остановился. Никто не побеспокоил его на пустынной улице. Никто не заметил.

– Вот, Бак, ещё один поворот судьбы, – произнёс индеец и сбросил с себя мокрое одеяло. Вода мелко набросилась на замшевую рубаху. Бак снял с себя колчан, спрыгнул на землю. Привязав пони, он взял в руку ружьё, обёрнутое старым покрывалом, и поднялся по знакомым ступеням. Дверь пропустила его в дом, и он пошёл по коридору, оставляя за собой мокрые следы на деревянном полу.

По лестнице послышались торопливые лёгкие шаги. Женские каблучки стучали по направлению к вошедшему.

– Я иду…

Голос прозвучал уже совсем близко, и Бак остановился. С вниманием смотрел он на ступеньки, ожидая появления сверху оборки юбки. Женская фигура появилась быстро и легко и застыла, увидев перед собой индейца, с которого текла на пол вода. В густой синеве её глаз появился страх, когда дикарь шагнул к ней.

– Джесс…

Женщина вздрогнула, прижала ладони к груди. Индеец остановился в двух шагах. На него упал свет. Знакомые черты проявились в полумраке коридора. Она слабо вскрикнула.

– Бак!

Он шагнул вперёд и протянул свободную руку. Зашуршала одежда, донеслось дыхание, и он превратился в живого, близкого человека. Длинные волосы мокро прикоснулись к женской коже. Джессика всхлипнула и прижалась к нему. Бак ощутил, как воздух наполнился странной, давно забытой нежностью, такой тонкой и желанной.

– Билли! – позвала срывающимся голосом Джессика. На её зов появилась коренастая фигура Шкипера, удивлённо смотрело его широкоскулое лицо.

А поздно вечером оживление охватило каждый уголок дома. За столом собрались также Эрик Уил с тётушкой Эммой Пруденс, гладко выбритый цирюльник, которого вызвали в дом, чтобы расправиться с шевелюрой Бака, но не отпустили и заставили принять участие в общей суете, и ещё пара незнакомых Эллисону особ мужского пола, о которых Билли успел шепнуть Баку на ухо, что они отличные ребята. Шкипер шумел и не переставал ронять на пол посуду, отбрасывая носком башмака осколки. Его громкую беспредельную радость невозможно было унять. Он постоянно подбегал к Эллисону, на коленях которого сидела светловолосая дочурка, и, хлопая его по плечу, спрашивал девочку: