— Я устала. Нет сил даже с лошади слезть, — сказала она.
— Пятьдесят миль вверх-вниз по горам! И ни разу не заныть! — воскликнул он с восхищением. — Вы просто молодец!
— Где мы?
— Это «Затерянный Каньон». О нем знает всего несколько человек. Из моих людей. Здесь я и буду вас держать.
— Сколько времени? — спросила она и заметила, как он пристально взглянул на нее.
— Ну… пока… — ответил он с расстановкой, — пока не получу выкуп.
— А сколько вы думаете запросить?
— Сейчас вы стоите сто тысяч золотом… Потом я, возможно, цену сбавлю.
Джоун без труда поняла скрытый, едва замаскированный смысл его слов; он стоял и откровенно ее рассматривал.
— Бедный дядя! Столько ему никогда не набрать!
— Ничего, наберет, — резко ответил Келлз.
Он помог Джоун сойти с лошади. Затекшие руки и ноги ее почти не слушались, и она позволила Келлзу снять ее с седла. Келлз сделал это очень осторожно, как полагается джентльмену, и первая тяжкая минута мучительного испытания благополучно миновала. Джоун поняла, что интуиция ее не обманула, что она на верном пути. Похоже, что, хотя Келлз был, да, конечно, и оставался негодяем из негодяев, присутствие девушки, какие бы оно не будило в нем инстинкты, не могло не вернуть его в то прошлое, когда, живя иной жизнью, он был и совершенно иным человеком. И то, как он сейчас обошелся с Джоун, произошло также непроизвольно, как и грубый жест Билла. Эта мелочь, это хрупкое звено, все еще связывавшее Келлза с прошлым, с тем временем, когда он принадлежал к другому обществу, воодушевило Джоун, показало, как вести ей свою трудную игру.
— А вы очень галантный разбойник, — заметила она.
Келлз не то не расслышал ее слов, не то пропустил мимо ушей; стоя перед ней, он оглядывал ее с ног до головы. Потом придвинулся ближе, будто хотел помериться с ней ростом.
— Вы, оказывается, очень высокая. Вы мне выше плеча.
— Да, я очень долговязая.
— Почему «долговязая»? Вы прекрасно сложены — высокая, гибкая, сильная. Вы похожи на одну индианку, которую я когда-то знал… Вы знаете, что вы очень красивы?
— Более или менее. Мои друзья не решаются говорить мне такие комплименты. А от вас, похоже, мне их придется выслушивать. Вот уж не ожидала ничего подобного от Джека Келлза из пограничного легиона!
— Из «пограничного легиона»? Откуда вы взяли это название?
— Ниоткуда. Сама сейчас придумала.
— Очень удачно придумали. Я запомню. А как вас зовут? Робертс вас называл…
Услышав это имя, Джоун похолодела, внутри у нее все сжалось, но она этого никак не обнаружила и, глазом не моргнув, ответила:
— Меня зовут Джоун.
— Джоун!
Его тяжелые властные руки легли ей на плечи. Келлз повернул ее лицом к себе.
Она снова поймала его пристальный взгляд, странный, похожий на холодный отблеск солнца на льду. Нельзя отводить глаза, сказала она себе. Начиналось самое ответственное испытание. Она готовилась к нему все долгие часы пути, собирая в кулак волю, изгоняя из души все, что там было мягкого, чувствительного; теперь, мысленно помолившись, она быстро заглянула ему в глаза — два окна в серую бездну ада. Она смотрела в пустую пропасть, в его черную, ничем не прикрытую душу, и глаза ее выражали только робкий испуг ничего не подозревающей невинной девушки.
— Джоун! Вы знаете, зачем я вас сюда привез? — спросил он хрипло.
— Да, конечно. Вы же сами сказали, — спокойно ответила она. — Хотите взять за меня выкуп. Золото. Только боюсь, вам придется отвезти меня домой без всякого выкупа.
— Разве вы не понимаете, что я хочу с вами сделать? — так же хрипло продолжал Келлз.
— Сделать со мной? — повторила она, не дрогнув ни одним мускулом. — Вы… Вы ничего об этом не говорили… я не думала… Вы ведь не сделаете мне ничего плохого? Я же не виновата, что у дяди не хватит золота на выкуп!
Келлз сильно тряхнул ее. Лицо у него помрачнело.
— Вы отлично понимаете, что я имею в виду.
— Не понимаю.
Сделав вид, что хочет показать характер, Джоун попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее.
— Сколько вам лет?
Джоун часто принимали за совсем юную девицу, даже за вытянувшуюся девочку. Подлинный ее возраст выдавала только развитая фигура.
— Семнадцать, — ответила она. Это было неправдой. Но губы ее, всегда ненавидевшие ложь, даже не дрогнули.
— Семнадцать? — удивился Келлз. — Правда?
Она презрительно вздернула подбородок и ничего не ответила.
— А я считал, что вы женщина. Что вам лет двадцать пять, — во всяком случае не меньше двадцати двух. Семнадцать лет и такие формы! А вы всего девочка, ребенок. Вы еще ничего не знаете!
Читать дальше