Джеймс Шульц - Опасная тропа

Здесь вождь прервался, пока толмач пересказывал все это, и затем продолжил:

«Скверный Язык! В наказание мы могли бы уничтожить и тебя, и твоих братьев из красных курток и сжечь ваш форт. Но мы поступим не так. Вместо этого мы решили нарушить данное тебе обещание — на всю зиму мы уходим в южную часть нашей страны, может статься, что даже на несколько зим. Мы уходим не одни — мы отправляем кутене послание, приглашая их последовать за нами по той же тропе. Этой зимой ты получишь от них шкур не больше, чем от нас.

Скверный Язык! Если кри или другие враги вторгнутся в эту часть нашей земли для добычи мехов, мы будем вынуждены вернуться. Мы признаем, что у нас остаются материальные обязательства перед тобой. Если к нашему возвращению ты еще будешь здесь, мы выплатим тебе все, что должны. Таково наше послание тебе».

— Хорошо! Отлично! Сильная речь! Прямое слово! — закричали собравшиеся, когда вождь закончил.

По завершении перевода маленьким французом речи Большой Ноги Кроу, я не удержался и сказал рыжеволосому:

— Какие приятные известия для вашего управляющего! Как он обрадуется, получив их!

— Ты, ты… — он поперхнулся и был так разозлен, что казалось, его хватит удар.

Затем, отдышавшись, он стал грозить мне кулаком:

— Щенок! Ты мне за это еще заплатишь!

Я ничего не ответил. Все смеялись над ним и отпускали замечания, вышучивая его вид — его лицо побагровело от ярости.

Чтобы побудить вождей и их племена двинуться на юг, нам с Питамаканом было уже не обязательно устраивать демонстрацию нашего нового оружия. А прежде я думал, что иначе нам не убедить Большую Ногу Кроу и других вождей разорвать соглашение с северными торговцами. Лидеры племен пошли на это сами из-за оскорбления со стороны Компании Гудзонова Залива.

Однако я подумал, что все же стоит продемонстрировать наши новые ружья, чтобы вожди знали, какие подарки ожидают их по прибытии в Форт-Бентон. Кроме того, я предвкушал, какое впечатление это произведет на рыжеволосого — он будет изнывать от зависти! Поэтому, воспользовавшись кратким затишьем, я сказал:

— Вожди! Я говорил, что Дальний Гром приготовил вам кое-какие подарки. Это совершенно новый вид ружей. У нас с моим «почти-братом» эти ружья уже есть. Хотите выйти и взглянуть, что они позволяют делать?

Все охотно последовали за нами, но вовсе не ожидая чего-то особенного. Большая Нога Кроу объявил об окончании совета. Для Рыжеголового и его переводчика больше не было причин оставаться в палатке, и они тоже вышли из нее. К этому времени вокруг собралась большая толпа народа. В основном это были мужчины. Поскольку в палатке им не хватило места, они стояли вне ее, внимательно прислушиваясь к ходу обсуждения на совете.

Мы с Питамаканом встали во главе этой толпы, а вожди выстроились у нас по бокам. Мы расчехлили карабины и объявили всем, что это новые прекрасные скорострельные ружья. На обнаженном склоне, лицом к которому мы стояли, на расстоянии около семидесяти пяти ярдов посреди серой земли и гравия лежал большой белый камень. Я предложил Питамакану выбрать его нашей мишенью.

Передернув затворы, мы вскинули ружья и начали стрельбу по этому камню: выстрел за выстрелом, так быстро, как только могли прицелиться. Пули часто попадали в него и в землю вокруг. При виде этого зрелища зазвенели восклицания изумленных мужчин. А как только мы опустошили свои обоймы, словно обезумевшие от удивления зрители плотно сгрудились вокруг нас.

Большая Нога Кроу взял мое ружье, чтобы получше рассмотреть. И пока он его разглядывал, наступила полная тишина. Все затаив дыхание следили за его действиями. Он неспеша потянул затвор, затем три или четыре раза проделал это гораздо быстрее, повернулся ко мне и спросил:

— Может ли Дальний Гром дать мне такое ружье?

— Каждый из вождей получит такое же. Пикуни уже купили пять сотен. Еще пятьсот он придерживает для торговли с вами и кутене. А следующей весной наши речные суда доставят вверх по реке еще несколько сотен, — отвечал я.

После этого сообщения толпа подняла оглушительный гам. Я машинально оглянулся и увидел, что Рыжеголовый оставил нас и направился к лагерю каина, где он остановился. Его переводчик уныло брел вслед за ним.

Чем-то этот маленький француз был мне по душе. Он не нес ответственности за грубость Рыжеголового. Я почувствовал, что тот ему не нравится — удовольствие, с каким он переводил послание вождей Скверному Языку, говорило само за себя.