Джеймс Шульц - Моя жизнь среди индейцев

Когда я очнулся, то увидел, что лежу в маленькой старой рваной палатке из шкур вапити. Я лежал на ложе; на меня кто-то набросил плащ из бобровых шкур. Старый седоволосый человек, напевая непонятную мне песню, накладывал на мою сломанную ногу палки и перевязывал их. Я понял, что это лекарь. Мужчина, которого я видел наклонившимся через борт лодки, сидел рядом. В палатке было еще три женщины, одна совсем молодая и красивая. Когда я посмотрел на нее, она отвернулась, но другие сидели и глазели на меня. Вошло еще несколько мужчин; все они были низкого роста, широкоплечие и мускулистые. У них тоже была очень темная кожа; все они были неказистые и, что хуже всего, над губой и на подбородке у них росли волосы. Разговаривая, они все время посматривали на меня. Речь их казалась мне очень странной; она как будто выходила у них из глубины живота и вырывалась из горла со звуком, который издает кора, когда ее рывками отдирают от дерева. Я подумал, что никогда не смогу научиться говорить на таком языке. Старый лекарь причинял мне сильную боль, бинтуя мою ногу, но я лежал совершенно тихо. Мне хотелось знать, удалось ли кому-нибудь из моих друзей выйти живыми из этих страшных порогов и скрыться или же их подобрали, как меня. Позже я узнал, что водяные боги взяли их; во всяком случае, ни один из моих друзей больше не вернулся в страну племени кутене.

Я подумал, что эти чужие люди очень добры: они вытащили меня из реки и заботятся обо мне. Я попытался дать им понять, что я чувствую, но это оказалось невозможным: они не понимали языка жестов, ни одного знака, что было очень странно.

Когда лекарь забинтовал мою ногу, они дали мне поесть рыбы, кусок крупной жирной форели. Оказалось, что они питаются рыбой, которую бьют острогой ниже порогов и в больших количествах сушат на зиму. Страна была полна диких животных: вапити, оленей, черных медведей, но эти странные люди редко охотились, довольствуясь рыбой и ягодами. Пока я не поправился, я страдал от отсутствия мяса. Я долго вынужден был смирно лежать в палатке, затем стал ковыляя выходить, каждый день отходя от палатки немного дальше, пока не смог добираться до реки и смотреть на рыбную ловлю. Тут для меня нашлась работа. Мне дали кучу рыбы и нож и показали, как разделывать ее для сушки. Вдруг мне стало понятно, почему меня вытащили из реки и позаботились обо мне: я был рабом. Я слыхал, что есть такой народ: который захватывает своих врагов, вместо того, чтобы убивать их, и заставляет пленных выполнять тяжелую работу Я нашел этот народ. Я, кутене со сломанной ногой, лишенный возможности убежать, был рабом питающихся рыбой людей с волосатыми лицами. Я был в глубоком горе. Работу мне давали женщины, жены того мужчины, который взял меня в плен; они показывали мне, что делать. Девушка, дочь хозяина, не приказывала мне ничего, это делали другие. Девушка была со мной всегда ласкова, жалела меня; когда могла, она делала порученную мне работу. Если ее мать возражала, то начиналась ссора, но девушка не боялась этого.

«Когда моя нога поправится, — повторял я про себя, — я убегу. Украду оружие этого мужчины и снова приду к Хребту мира».

Но перелом заживал медленно; я еще не умел хорошо ходить, когда мой план лопнул. Однажды хозяева стали все укладывать, — узлы с сушеной рыбой, палатки; все имущество погрузили в лодки, и мы двинулись вниз по реке. Мы плыли вниз очень далеко; река становилась шире, она текла через большие темные леса; наконец мы оказались вблизи огромного озера, не имевшего другого берега. Озеро все время бушевало, оно было покрыто огромными волнами и терялось в густом тумане. Ужасное это было место. Там мы стали лагерем вместе со множеством таких же питающихся рыбой.

Кроме рыбы, мы теперь ели водяных дьяволов, плававших быстрее выдры. У мяса их был противный вкус.

Мало-помалу я стал говорить на этом трудном языке настолько, что мог немного объясняться. Спустя некоторое время мне позволили брать лук и охотиться; я убил много оленей, несколько черных медведей, вапити. Но я тосковал — приближалась зима, не имело смысла до весны пытаться идти на родину. А когда удастся уйти, как я, не умея управлять тяжелой длинной лодкой, доберусь назад вверх по этой большой реке, переправлюсь через другие реки, которые мы когда-то миновали. Правда, наш лагерь стоял на берегу реки, и я мог идти вдоль него до страшных порогов и переправиться подальше от них выше по течению, но путь был далекий, через обширные леса, валежник, густой кустарник. Путешествие предстояло очень тяжелое, но мне приходилось испробовать его.