Валерий Ковалев - В закрытом гарнизоне

Но не тут-то было. Все мокрые, скользкие и с хохотом уклоняются. Наконец страдалец натыкается на полную шайку, плещет в лицо горстями воду и, изрыгая маты, грозится измордовать обидчика.

Но того нету. Все чинно моются.

– Ничо, за мной не заржавеет, – демонстрирует залу кулак Славка и, косолапя, возвращается на свое место.

Смыв с себя трудовой пот недели, мы чувствуем себя благостно и начинаем мыться не спеша.

Побулькивая, наполняются горячей водой шайки, размеренно шаркают по раскрасневшимся телам мочалки, возникает неизменный морской треп.

Кто-то вспоминает баню в Палдиски, и все довольно скалятся.

Она была городской, и туда водили экипажи.

Один раз, по ошибке, Димка Улямаев попал в женскую моечную, и две молодые эстонки гнались за ним с вениками до нашей.

Потом мы долго спорили для чего – отхлестать или утащить обратно?

– Так, а про Желудка – то мы забыли, говорит Серега Корунский, задумчиво шевеля пальцами ног в парящей шайке.

– Точно! – подпрягаются сразу несколько голосов. – Пора и ему помыться!

Жора приказывает сменить Чепурных, и все радостно оживляются. Предстоящий спектакль повторяется каждую неделю и в разных вариациях.

В этот раз Сашка появляется в моечной добровольно, подозрительно всех оглядывает и, сделав мученическую рожу, тянет со скамьи одну из шаек.

Затем, он наполняет ее горячей водой из крана, разводит холодной и, гадливо морщась, тычет в емкость пальцем.

– Как водичка, Санек, мокрая? – спрашивает его кто-то.

– Да пошел ты, – шипит Желудок, после чего чуть плещет на скамью и плюхается на нее задом.

Потом, зачерпнув ладонями, он чуть смачивает голову, затем лицо и, судя по всему, собирается завершать омовение.

Но не тут-то было.

По знаку Юркина трюмного сгребают несколько крепких рук, сытенькое тело шлепают животом вниз, и начинается процесс принудительного купания.

Для начала орущего благим матом Сашку с ног до головы мылят, затем обильно окатывают из шаек и снова трут мочалками. Все это время он вырывается, сучит голенастыми ногами и, как говорят на гражданке, «выражается».

– Невоспитанный какой мальчик, – благодушно гудит ближайший друг Желудка Свеженцев, низвергая на приятеля очередную посудину. – Ща ты у нас будешь чистый и красивый!

После этого пациента отпускают, отплевываясь, тот принимает вертикальное положение, выдает последний сногсшибательный спич, и, дрожа розовыми ляжками, галопирует в сторону двери.

– КрасавЕц! – умиляются окружающие и живо обмениваются впечатлениями.

– Не иначе у него в роду был кто-то из ненцев, – многозначительно изрекает Димка Улямаев.

– Это почему? – интересуются сразу несколько голосов.

– Да они тоже мыться не любят. И делают это раз в году.

– Иди ты! – пучит глаза Славка Гордеев.

– Сам иди, – презрительно сплевывает Димка.

– Вот пасет этот самый ненец всю зиму оленье стадо в тундре, а весной приезжает в стойбище. Садится, значит, у очага в чуме и наворачивает под спирт килограммов пять мяса.

– Почти как наш Желудок, – смеются окружающие. – Давай, трави дальше.

– А потом говорит жене, буду мыться, – не обращая внимания на реплику, продолжает Димка.

– Та сразу же тащит ему несколько малиц, это у них шубы такие, ненец напяливает их на себя, выходит из чума и начинает вокруг него бегать.

– Вокруг чума, в шубах?! МолодцА! – восхищаются слушатели. Ну- ну, и что дальше?

– И бегает он так, пока не вспотеет, – невозмутимо продолжает Улямаев. – А потом лезет внутрь, раздевается догола, и жена драит его костяным ножом как мы медяшку. Потом сжигает всю хурду*, что была на муже, и дает ему новую, до следующего года.

– Да ладно, Дим, будет заливать, – не верит возлежащий неподалеку Саня Ханников.

– И ничего он не заливает, – ввязывается в беседу, как всегда серьезный Витька Лебедев. – Я когда учился на геолога, был два месяца на практике на Таймыре. Зимой они именно так и моются.

– Надо просветить Желудка, пусть возьмет на вооружение, – предлагает кто-то из парней. – Во, будет потеха!

– Не надо, – решительно заявляет Жора. – Оленины у нас нету, а спирт мы и сами выпьем. Ну, все, братва, кончай травить, почапали в казарму.

Когда распаренные и первозданно чистые мы выходим из бани, на дворе стоит ночь.

Высоко в небе блестят звезды, снег весело искрится и пахнет яблоками.

– Красота! – довольно бубним мы и дышим полной грудью.

Внезапно ноздри улавливают дразнящий запах, все поворачивают головы в сторону пекарни и непроизвольно сглатывают слюнки.