Олег Кондратьев - Не гневи морского бога

– Михаил Борисович? Отлично, что это вы подняли трубку! Возьмите, пожалуйста, все вещи Любаши. И документы, конечно. У нее все собрано, в её комнате. Германия ждать не будет! И быстро в аэропорт, мы там вас встретим. Замечательно! Погнали, шеф! Штрафы тоже оплачиваю.

– Видишь, родная, как все прекрасно получилось! Спокойно, девушки, спокойно!! Подумаешь, 20 минут! Вот и подали бы трап прямо к кассе! Да бежит уже, бежит…

– Любушка, родная… Как только вернешься, сразу вызови меня на переговоры! Люблю… Уже скучаю… Милая! Э-э-эх…

…………………………………………………………………

На обратном пути Вилков заскочил почти на полтора суток в родной Ленинград, и все это время полностью посвятил маме. Они даже сходили в кинотеатр и посидели в кафе! А уж нескончаемые разговоры продолжались далеко-далеко за полночь.

Мама постарела. В ее коротко стриженных волосах прибавилось седины, но лучистый взгляд, постоянно обращенный к совсем уже взрослому сыну, оставался по-прежнему молодым и счастливым. Вот только со здоровьем все было вовсе не так замечательно, как она пыталась представить в своих максимально коротких и неохотных пояснениях. Похоже, неизбежной была скорая операция на щитовидной железе. А потом и почки, и сердце…

Денис категорически настаивал, чтобы она прошла полное обследование в стационарных условиях Военно-медицинской академии, а не бегать, понимаешь, вечерами после работы по затюканным, раздраженным и уставшим врачам районной поликлиники. Там даже сдача элементарных анализов затягивалась на месяцы!

Дэн был так горяч и убедителен в своих доводах, что его несговорчивая в плане поправки собственного здоровья мать практически не возражала. А, может, ей просто было очень приятно, что такой взрослый и самостоятельный сын-офицер теперь заботится о ней. Или, во что Вилкову уж совсем не хотелось верить, дела с ее здоровьем обстояли действительно плохо.

Мама, конечно, провожала его на Московский вокзал к поезду. Она прекрасно держалась до самого последнего момента, шутила, смеялась… И лишь, когда по трансляции невнятно объявили об отправлении поезда, а её Денечка собрался шагнуть в тамбур, стремительно прижалась к его боку, обхватила руками широкие плечи и уткнулась лицом в жесткое сукно шинели.

– Ну-ну, мамулечка! Что ты?! Все же ведь нормально. – Он бережно гладил её выбившиеся из-под платка волосы. – Не скучай, родная. Лечись обязательно. – Он чмокнул её в лоб и прыгнул на подножку тронувшегося состава. – Смотри, нам с Любашей нужна здоровая бабушка!

Потом Дэн, высунувшись из дверного проема вагона, еще долго смотрел на маленькую хрупкую фигурку с поднятой вверх рукой, стоящую на самом краю перрона.

Наконец он позволил окончательно разозленной проводнице закрыть тяжелую входную дверь и направился в свое купе. Почти все полтора суток дороги до Мурманска он проспал.

…………………………………………………………………

Родное Гаджиево встретило Дениса мокрым снегопадом и сильным порывистым ветром. От таких капризов местной переменчивой погоды шинель была ненадежной защитой. Что уж говорить о великолепной черной фуражке, сшитой на заказ! Она промокла насквозь, и только козырек, глубоко надвинутый на лицо, защищал глаза от бьющих со всех сторон заледеневших капель воды, которые язык не поворачивался назвать снежинками.

Так что к дверям казармы он подошел похожим на снеговика, только что прошедшего качественную автомойку. Ничего-ничего, впереди ожидало тепло уютной каюты, крепкий горячий чай и – о, Боже – сухие простыни! Странно только, что у тумбочки напротив входа, где неотлучно должен был находиться матрос-дневальный, никого не было.

«Небось отошел в дальний конец кубрика, чтобы через полуприкрытую дверь “ленинской комнаты” одним глазком глянуть в телевизор. Знает, что после 9 часов вечера мало, кто из посторонних посещает казарму. А я оказался неплановым гостем!»

Каким таким, к черту, «гостем»?! Дом это родной! И пока единственный.

Плевать на эти мелкие нарушения! Скорее вперед, к вожделенному теплу и благодатной сухости. Вилков широкими шагами, разбрасывая во все стороны крупные капли воды и оставляя на полу четкие отпечатки промокших насквозь ботинок, устремился по коридору в сторону офицерских кают.

Удивительно, но в каюте оказалось тихо и темно. Постой-постой, койки-то все «голые»! Ни постельного белья, ни матрасов. А в боковом шкафу лишь одиноко болталась сломанная деревянная вешалка. Вилков отступил обратно в коридор, недоуменно огляделся и тут заметил узкую полоску света из-под двери в соседнюю каюту. С внезапно охватившим его тревожным волнением он медленно потянул за металлическую рукоять…