Сергей Шаповалов - Император. Книга вторая. Ушаков

– Я только привёз приказ, – с сожалением ответил я. – Просите губернатора, чтобы он подал прошение царю. Ничем вам помочь не могу.

Вновь повезло с военным обозом. На этот раз везли корабельные орудия, порох в просмолённых бочонках и ящики с чугунными ядрами. Дорога вилась по скалам у самого обрыва. Слева поднимались горы. У подножья росла буйная зелень, доселе мне невиданная. На кустарниках густо распустились ярко-жёлтые цветы. А сами горы вздымались белыми отвесными стенами, похожие на суровые морщинистые лица гордых старцев. Справа открывалась гладь голубого моря. Солнце жгло нещадно. В теснинах становилось душно, но лишь только кони выносили на откос, как тут же жару прогонял прохладный ветерок.

Наконец впереди показался белый город. Маленькие домики рассыпались по берегу широкой бухты. В саму бухту, расправив паруса, величественно входили кильватерным строем боевые корабли. Облачко дыма выпорхнуло из пушечного порта первого корабля. Затем донёсся запоздалый грохот и эхом заметался среди гор. С бастиона ответило орудие.

– Это и есть Ахтиар? – спросил я у флотского офицера, ехавшего со мной в повозке.

– Он самый, – благоговейно ответил офицер, сорвал шляпу и перекрестился. – А это наши корабли идут. Красиво идут! Словно лебеди. Впереди «Святой Павел», флагманский.

В штабе я долго ждал приёма. Офицеры мелькали туда-сюда. Походка уверенная, немного вразвалочку. Вид непривычный для меня: все в белых мундирах. Шпаги короткие. Сапоги без шпор. Адъютант разбирал корреспонденцию, сидя за массивным дубовым столом. Было нестерпимо жарко. Я встал возле распахнутого окна, чтобы хоть немного освежиться.

В штаб вошёл офицер невысокого роста. Движения размеренные, неторопливые. Во взгляде чувствовался напор и уверенность. Голова большая, непропорционально телу, лоб широкий. На отвороте светлого мундира сиял орден Святого Георгия четвертой степени.

– Здравия желаю, Дмитрий Николаевич, – любезно приветствовал его адъютант.

– Фёдор Фёдорович занят? – спросил офицер.

– Лейб-медик у него.

– Разнос устраивает?

– Да. Недоволен снабжением госпиталя.

– Поделом, – согласно кивнул офицер. – Каков госпиталь – такова и армия. Из Петербурга что-нибудь слышно? Все трясёмся, что французы с турками нападут. Уж третий месяц вдоль побережья ходим – все без толку.

– Вот, – указал адъютант на меня. – Курьер только что прибыл.

– Ага! – удовлетворённо воскликнул офицер и решительно направился ко мне. – Вы с вестями?

– Так точно, – ответил я. – Лейтенант Семёновского полка, Добров.

– Капитан первого ранга, Сенявин. – Он пожал мне руку. Ладонь маленькая, но казалась каменной. – Так вы не из фельдъегерской службы? – удивился он.

– Никак нет.

– А от кого поручение?

– От императора.

– Вот как! – воскликнул он и обернулся к адъютанту. – Так чего вы лейтенанта под дверью держите, если он от самого императора? Извольте доложить адмиралу немедленно.

В штаб, словно ураган, влетел молодой высокий лейтенант. Лицо красивое смуглое, южной породы. Темные глаза неистово сияли. Стан тонкий, гибкий. Он сорвал шляпу, обнажая черные кудри, стянутые узлом на затылке.

– С приказами из адмиралтейского правления, – выпалил он.

– Обождите минуточку, – остановил его адъютант. – Адмирал занят.

– Но позвольте, я гнал коней сутки из Херсона, – возмутился лейтенант.

– Метакса, – окликнул его Сенявин. – Егор Павлович. Вы, как обычно – торопыга.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, – расплылся он в белозубой улыбке, подходя к нам.

– От графа Мордвинова? – указал Сенявин на кожаную папку в руках у лейтенанта.

– Так точно.

– Что-нибудь важное?

– Как обычно: приказы по снабжению кораблей, переводы офицеров, ну и прочее…

– И чего тогда так спешишь? Тут, курьер из Петербурга ждёт с бумагами от самого Императора.

Лейтенант смутился, покраснел, как девушка, чем меня развеселил. Крепко пожал мне руку:

– Прошу прощения. Лейтенант флота Егор Метакса.

– Добров. Лейтенант Семёновского полка, – ответил я.

Двери в кабинет адмирала распахнулись. Из них вышел высокий тощий немец в пышном парике и темно-синем сюртуке. Лицо его было бледное с растерянным выражением.

– Проверю лично! – звучал грозный голос ему вслед. – Хлеб больным подавать белый, без всяких отрубей. Мясо должно быть свежее. Вино – неразбавленное.

– Честь имею, – кивнул нам лейб-медик и поспешил вон.