А из темноты донеслось:
– Не дождётесь!
– Что и требовалось доказать, – вздохнула печально Золотка и подняла кружку.
Она поздравила Розу. Остальные тоже выдали пожелания из области фантастики. Изумил тост-предсказание Климактерички, о том, что Роза первая из них будет вдыхать воздух свободы.
Терпкое вино защекотало в горле, через миг уже жгло около пупка.
– Добротное винишко… пошло-то как…
– Климактеричка, ты почём знаешь? – справилась Рыжуха, будто брызнула недовольством.
– Э, детка… ты под стол хаживала. Я ж его уже пивала! – рассмеялась Красная Роза.
– Куда нам! Ты у нас торговых дел мастак, – выплеснулась Рыжуха.
– Прошу не путать с простой продавщиной…
– Ну да. Ты зам – гам – хозторгбазы, поэтому страна – в галоше, а ты на параше!
– Цыц, заместитель, – попыталась усмирить Рыжуху Чайник.
– И ты с чёрной мордой в попрёк! – взвизгнула опьяневшая Рыжуха. – Ишь, грамотеи да писаки выискались! Бабы! Бабы вы колхозные, лопочите хабалками! Изверги сущие… изверги… ненавижу вас!
– Спасибо, подруга, за правду-матку. Я не отпираюсь, в деревне народилась, хотела бы там здохнуть. Что пёрла с базы, так глупая. Но горбатила честно, – согласилась Климактеричка.
– Горбатила она! У одних выдирала, другим совала, чтобы в люди выбиться. Вот сюды с почётом и доставили, народную избранницу.
Климактеричку обдало жаром. Она выскочила из-за стола, прихватив полотенце.
– Итак, раздача кармических долгов исчерпана, пора за чаёк, – заметила Золотка и распорядилась Чайнику заняться делом.
Та быстро перевернула свою миску и водрузила знакомый чайник…
– Поехали, девочки, хотя нас маловато… думаю справимся, – предположила Золотка.
– Угу, – прогудела за всех Рыжуха, сменив неожиданно настроение, первая приблизила руки к вспотевшему от холодной воды чайнику.
Вернулась Климактеричка и сделала то же самое. Ёжась от прикосновения к металлу, Роза последовала за ними. Золотка задула свечу. Пространством завладел нелюбимый мрак. В тёмную гущу ворвался гармоничный хор женских голосов. Наплывающий издалека, он стремительно нарастал. Звуки заполняли пространство, возвращаясь внутрь женской плоти.
Таинственный мотив набрал силу и вырвался из неё, вливаясь в общую мелодию, закрутился, несясь беспрепятственно вверх. Благодатный напев завладел духом, превращая тело и сознание в одну из звучащих нот. Незнакомые вибрации пробили с ног до головы. То обдавали жаром, то холодили свежестью бриза, то завораживали невесомостью. Блаженство, неописуемое блаженство поглотило уставшую плоть. Сколько находилась Роза на вершине благодати, её не интересовало: хотелось остаться там навечно.
…Наслаждение прервалось болью в руках. Нестерпимо жгло ладони. Женские голоса по-прежнему играли чудесными переливами, хотя уже отстранённо. Перед взором открылась сказочная картина, изумление подавило боль. Эмоции смешались, пугая и удивляя. Роза припомнила, когда закрывала глаза, в камере царствовала темнота, сейчас же – освещалась розовато-оранжевым свечением. «Что это?» Возник естественный вопрос, и появилось вновь ощущение жжения. Она перевела взгляд на руки и едва не закричала. Одна половина мозга осознавала, что видят глаза, другую – забивало отрицание. Роза вновь чувствовала себя раздвоенной, и то, что жило посередине головы, скомандовало вытащить руки из огня, мерцающего вокруг чайника. Он посапывал, закипая под руками женщин.
Поражало, что у неё тоже светятся кисти. Тряся от беспокойства пальцами, заметила, пламя угасает с запястья… вскоре – исчезло вовсе. Роза перевела взгляд на женщин и обратно на чайник. Возвращаясь к своим рукам, сообразила – это не совсем огонь, скорей некое свечение. Она потрогала посудину. Обожглась. Сунула в рот палец, затем приложила ладони к щекам, дивясь прохладе. Запаниковать не дала мысль: вдруг, что видит – норма, по привычке подводит память.
Роза ждала, успокаиваясь тем, что женские лица озаряются улыбками, заметила – их руки не касались металла. Вновь потянулась к чайнику. Время шло, ничего не происходило. «Диво… так диво!» Не покидало удивление…
Пляска крышки на восходящих струйках пара воспринялась уютной домашней песенкой. На смену хаосу чувств нахлынули воспоминания из детства:
Она лет десяти и бабушка сидят на пороге между кухней и комнатой. Смотрят в открытую дверцу печи, где потрескивают горящие дрова. Отблески пламени играют в морщинах старушки, скрывая их глубину. Аромат древесной смолы кружит голову, на плите выстукивает чайник. Бабушка нежно гладит ей волосы, тихо напевая в такт стучащей крышке. Их распев сливается в единый мотив и убаюкивает: Роза из детства засыпает, уткнувшись в бабушкины колени.
Читать дальше