Диана Хант - Сердце Черной Пустоши. Книга 1

Капитан тяжело вздохнул, поджимая губы, видно и вправду жаль дочку, а я, ойкнув, подпрыгнула.

– Миледи? – опасливо спросил капитан, на всякий случай отступая на полшага.

– Я придумала, капитан! – довольно сообщила ему. – Пусть ваша Мириам навестит меня во дворце! И вволю играет с Диларионом! Он знаете, как любит компанию? А у меня в Черной Пустоши вообще никого нет… Я имею ввиду подруг!

– Да разве годится моя дочка в подруги принцессе? – пробормотал капитан. – Да и мала она, ей всего восемь…

– Ну вот. То сами говорите, что она у вас принцесса, то сомневаетесь, – укорила я его и подмигнула с заговорщицким видом. – А детей мы с Диларионом любим. К тому же дочка, наверно, захочет посмотреть на дворец?

– На дракона вашего больше, – усмехнулся капитан.

Тут же брови его столкнулись у переносицы, взгляд потяжелел.

– Эй, Сердао, Варис! Я смотрю, работы у вас нет? Так я сейчас найду! Вляпались в переработку, как пить дать!

Извинившись, капитан направился к двум матросам, что расселись на бочках у кормы и увлеченно беседуют. Завидев приближающегося капитана, повскакивали, как солдаты на плацу. Лица виноватые, а спины прямые, как жерди.

Я хотела спросить у матросов, которые, завидев капитана, принялись драить палубу с утроенным рвением, что значит вляпаться в переработку. Но не решилась, опасаясь навлечь на них гнев капитана, такого милого со мной, и такого беспощадного с командой.

Зато, когда пересекла корабль и подошла к штурвалу, с удовольствием поболтала с рулевым и с боцманом, у которого на плече расселся огромный красный попугай.

Выудив из кармана сладкий сухарик, которые всегда таскаю с собой для Дилариона, радушно протянула его птице. До этого не подозревала, что у птиц есть мимика, но попугай, глядя на предложенное угощение, скорчил такую рожу, словно ему жабу подсунули. Потом посмотрел на меня, как кошка, что сидит на дереве и смотрит на собаку, которая лает внизу, но достать не может. Почесав когтем затылок, отвернулся и зажмурился.

– Не обижайтесь на Старпома, леди, – добродушно заметил боцман, пыхтя трубкой. – Коли вы ему соленой лошадки предложите, оно другое дело… А лучше рому плеснуть… Это Старпом, разбойник, за милую душу…

– Л-лошадки? – заикаясь, спросила я. – Вы здесь что ли, лошадей едите?

Когда вспомнила тонкие куски соленого мяса на утренних бутербродах, меня качнуло, а к горлу подкатил обед вместе с завтраком.

– Рома?! – добавила я возмущенно. – Как рома?

– Спокойно, дамочка, – осадил меня боцман, выдыхая густой дым. – Соленой лошадью, мы, моряки, солонину зовем, а насчет лошадей… Вообще нет, но всякое бывало. Когда каждая крошка на счету, а коняга занедужит и видно, что до берега не дотянет… А идти еще месяца три… Оно, знаете, не до сантиментов. Мы, моряки, народ грубый, чего уж там.

– Но ром, – пробормотала я. – Ром! Вы что же, птицу спаиваете?

Попугай, должно быть, услышав знакомое слово, лениво открыл глаза, и снова посмотрел на меня уничижительно.

Боцман добродушно пояснил:

– Да кто его спаивает, леди. В море, оно все наперечет, а ром особенно. Так, плеснут в блюдце, полакать, и всего делов.

Видимо так и не поняв причины моего возмущения, боцман с рулевым вернулись к прежде начатому разговору.

Я прошлась через весь корабль обратно к бизань мачте. Обнаружив, что Диларион даже не думает спускаться, вернулась в каюту, помня, что питомец найдет хозяина где и как угодно, по запаху и сиянию ауры.

Оказавшись в каюте с наслаждением сунула ноги в мягкие, обитые изнутри шерстью туфли. Затем аккуратно пристроила на крючок плащ.

Настроение почему-то поднялось. Я немного покружилась, раскинув руки в стороны, напевая под нос песенку, которую матросы пели на корме, дабы облегчить тяжелый труд.

Соленые ночи, соленые дни

Тянутся к сердцу

Лучи маяка

Сердце любимой

Заветный причал

Черная Пустошь

Манит моряка…

Не смотря на грубые, просоленные голоса, песня оказалась на редкость легкой и мелодичной, с бесчисленным количеством куплетов. Все я пока не запомнила, но этот повторялся чаще остальных и намертво въелся в память.

Мурлыча под нос и пританцовывая, я приблизилась к кровати и замерла, зажимая рот ладонью.

На моей кровати лежала лилия. Желтая.

В груди заворочалось беспокойство, я испуганно заозиралась по сторонам.

Показалось, что в углу что-то пошевелилось, я взвизгнула, а с пальцев сорвался магический мотылек.

Когда хлопающие крылья осветили пустой угол, я осторожно протянула руку и потрогала, словно не верила, что это не сон, кто-то действительно вошел сюда в мое отсутствие и оставил это.