Николай Черкашин: Одиссея мичмана Д…

А я наезжаю в Питер еще и для того, чтобы повидаться со своим командиром, капитаном 1-го ранга Евгением Невяровичем. Это одна из граней мужского счастья - потолковать в баньке о былых походах, где и как повезло нам уйти от бед.

Нити наших судеб прошли сквозь стальное ушко одной иглы - подводной лодки Б-409. Здесь она родилась. Субмарина наша - урожденная петербурженка. Здесь и скромный памятник «рабочей лошадке» «холодной» войны - на Кондратьевском проспекте.

Без флота мы - Русь. С флотом - Россия.

Конечно, хорошо бы было основать Питер где-нибудь в Лиепае или в Паланге, где сразу открывается выход в Балтику. Среди дюн и сосняков, а не болот. Но… Будем благодарны Петру за то, что отвоевал для страны и это морское неудобье - мелководное, зажатое чужими берегами. Но именно здесь открылось для России свое «окно в Европу», скорее оконце, чем окно. Однако бывали времена, когда оно распахивалось широченными вратами от ботнических шхер до курляндских штрандов… Пусть Маркизова лужа, и чтобы выбраться по ней в открытое море, нужно рыть канал во дне морском, но за спиной Питера многоводное пресное море - Ладога. И она не раз спасала город в лихие времена, молитвами ли валаамских старцев, дорогой жизни по озерному льду…

Северная столица названа не столько в честь царя Петра, сколько в честь апостола Петра, хранителя ключей от рая. Петр - камень. Каменный остров, каменные дома, каменная крепость… Санкт-Петербург - это окаменевшая воля императора, отлитая в металл пушек, решеток, колоколов северостольного града.

Петр хотел строить город без окраин. Не вышло. Окраины выросли самые неприглядные - «хрущобы». Ландшафты из тоскливых снов…

Питер - это три города в одном: сердцевина, охваченная Фонтанкой, безусловно, Санкт-Петербург, город между Фонтанкой и Обводным каналом - Петроград. Все, что далее, в стойбище жилых панельных башен - Ленинград.

Тем не менее, всю тяжесть градостроительного удара приняла на себя Москва, прикрыв Питер, словно дамба, от волн «социалистических реконструкций». Страшно представить, что «стекляшка» Дворца Съездов выросла бы посреди Дворцовой площади, как выросла она в кольце кремлевских стен. Страшно подумать, что Исаакиевский собор могла постичь участь храма Христа Спасителя, и что потом бы его пришлось восстанавливать из руин, как ныне взорванный в 1935 году «цусимский храм» Спаса на водах. А ведь и Невский мог бы стать подобием Новоарбатского проспекта, прозванного в свое время «вставной челюстью столицы».

И даже бронзовых колоссов Церетели Москва на себя приняла. Пережить шемякинского Петра-микроцефала в Петропавловской крепости все же легче, чем московское бронзовое многопудье.

Есть ли в России еще один такой город, который вызвал бы столько противоречивых оценок, мнений, толков, как Петербург? Сколько проклятий обрушивалось на детище Петра и сколько восторгов вызывала Северная Пальмира.

Поэт Адам Мицкевич, узнав, что за годы петровских реформ население России сократилось в два раза, заявил: «Рим создан человеческой рукой. Венеция богами создана. Но каждый согласился бы со мной, что Петербург построил сатана». Ох, не каждый бы!… Пушкин, например, не согласился: «Люблю тебя, Петра творенье…»

Блок не согласился: «Самым царственным городом в мире остается, по-видимому, Петербург».

Дискутируют не только роль северной столицы в истории России, но и спорят об имени города до сих пор: Петербург или Ленинград? Для меня однозначно - Петербург. Если человек создал азбуку Морзе, то как можно называть его изобретение именем другого человека, который только этой азбукой пользовался? Петр Романов замыслил этот город, отвоевал для него землю, начертал план и построил, пусть на костях, но воздвиг его как крепость и столицу. Так почему же его творение должно носить имя другого человека? Это же элементарное нарушение авторских прав. Вот блокада навсегда войдет в историю с именем Ленина - ленинградская, и никакая иная. И еще - поколение замечательных людей, ленинградцев, которых, по общему мнению, всегда отличала в советские времена особая культура, вежливость, преданность своему городу. Теперь их впору заносить в «красную книгу»…

Нева - душа города. Рябь реки оживляет застывший гранит, наполняет душу свежестью…

Нева для Питера чуть-чуть широковата. Как костюм с чужого плеча. Дома с противоположной набережной предстают глазу довольно мелкими, теряются детали. В жертву широте панорамы принесена радость узнавания. Нева, собственно, никакая и не река, у нее нет истоков. Это длинный извилистый пролив, соединяющий Ладогу с Балтикой.