Николай Черкашин - Одиссея мичмана Д…

По выходе из канала, закончив аврал с уборкой якоря, приказал сыграть отражение атаки и стал распределять людей для наблюдения. Не знаю точно, сколько времени заняло это занятие и что происходило кругом, ибо спешил раздать бинокли и расставить людей до наступления темноты. Только успел сделать это и собирался пойти вниз проверить закрытие непроницаемых дверей, как вдруг раздался звук взрыва, а за ним другой и грохот. По левому борту увидел столб пламени и дыма, шедших из-за борта. Огонь был колоссального размера, и я ожидал с секунды на секунду другого взрыва, когда корабль разлетится на части.

Тотчас же направился к месту взрыва, но давка на юте задержала меня…

Команда бросилась за поясами, лежавшими на юте в рубке. Услыхав голос батюшки, я скомандовал «Смирно». Отец стал на шканцах, пытаясь успокоить команду. Увидев, что его внешний вид и дрожащий голос не способствуют цели, я обратил внимание окружающих на прикрепленные на мостике матрацы, которые тут же были расхватаны.

…Спустившись с мостика, увидел взволнованные лица команды, надевавшей пояса и расстегивающей койки. Здесь же стояли, снимая с себя платье, ревизор Отрышков и доктор Семенов.

Вспомнив о часовом, я немедленно спустился к сундуку и снял часового именем командира. Не дойдя до верху, вернулся обратно и, разбив шкапчик с ключами, послал их к артиллерийскому офицеру, чтобы затопил носовые погреба, взрывов которых в ту минуту больше всего боялся. Пошел по дороге наверх в каюту. Темнота, тишина, точно могила. Зажег спичку, взял два электрических фонаря и отправился осматривать крейсер. Встретил кого-то, кто умолял дать ему фонарь. Дал… Огонь и дым из палубы, куда я в ту минуту спустился, ошарашили меня.

Лейтенант Ивановский с обезумевшими глазами бежал тушить пожар. На мои увещевания бросить это дело и идти наверх не ответил ни слова, а, издавая невнятные звуки, бросился в моем направлении.

Попробовал спуститься вниз, попал рукой и ногой в распоротый живот убитого… Огонь, стоны, глаза слезятся, ничего не видят. Пробыв в этой обстановке несколько минут, я отправился наверх, где встретил трюмного механика Гедройца.

- Что делать? - спрашивает меня.

- Ничего. Идите на ют. Внизу вода, огонь, дым, и не в наших силах сделать что-либо.

Через полупорт смотрю: болтает катер и на нем пара людей, выбившихся из сил, чтобы выбраться наверх.

Отправил второго посланца к командиру за приказаниями. Но ответа все еще нет. Чья-то рука надевает на меня пояс… Иду вниз, чтобы взять карточку жены и мои документы. За мной прибегает вестовой Лыков.

- Боже, на кого ты похож?! - спрашиваю. Бедняга весь обгорел, все лицо, руки, ноги, голова - все черное. - Иди спасайся и плюнь на меня!

- У меня есть матрац, - говорит он. - А вот вам пояс.

Его вид и самопожертвование вывели меня на несколько секунд из равновесия. Запер дверь на ключ и вышел на ют.

- Оставь, ради Бога, бросайся, - говорю ему. А он все за мной. Слава Богу, удалось спихнуть его в воду.

Корма задралась… Стоять на палубе трудно. Николай Совинский надевает на меня пояс.

- Ради Бога, Михал Михалыч, у всех уже надеты…

- Зачем вы делаете это? - Я устал отвечать милому юноше, со слезами уговаривавшему меня надеть пояс. Дюжина рук с тем же предложением… Приказываю: - Скорее бросайтесь и отплывайте!

- Что же мне делать? - говорит повар. - Я плавать не умею.

- У вас есть пояс и матрац. Спасайтесь!

- Разве не утону?

- Нет, нет… И с Богом!

Бух, и он отплывает.

Один пояс держу в руках, кто-то сунул. Что делать? Да нечего ждать своей участи пойти ко дну.

- Бросайтесь, боцман! Вам делать здесь нечего!

- Что прикажете делать? - спрашивает трюмный механик, надеясь на спасение крейсера.

- Немедленно отправляйтесь за борт. Бросайтесь дальше, а то ударитесь.

- Есть.

Боцман поплыл.

Глухой звук, удар в голову, и вдруг лечу куда-то очень далеко, выныриваю, и вновь удар… Всплываю, вижу крейсер и сотни голов на плаву.

В воде матросы кричали: «Гляди, старшой тонет!» Один дал вцепиться в свой пояс: «Держитесь, ваше высокоблагородие… Выплывем!»

Плыли к дрейфующему английскому тральщику. Его проносит мимо. Закричал по-английски: «Бросайте якорь!» Кажется, услышали. Загрохотала якорь-цепь. Но тральщик оказался французским…

Втащили на борт.

…Иду на мостик к командиру. Хочу сказать слово - ничего не выходит: дрожь ужасная. Спускаюсь опять на палубу.

- Ваше высокоблагородие, помогите, там наши ребята!