Геннадий Савичев - Только море

Все замерли. Слишком неожиданно мина оказалась у самого корпуса. Казалось, еще секунда — и тральщик взлетит на воздух. Стало тихо, только равномерный стук тральной лебедки напоминал, что в растерянности ее забыли остановить. Трал, медленно наматываясь на вьюшку, подтягивал мину все ближе к корпусу.

Лейтенант судорожно проглотил слюну, хотел что-то крикнуть и не смог. В горле застрял тяжелый ком. Рванулся к лебедке, но на пути споткнулся о трос и покатился по палубе. В голове была одна-единственная мысль: «Стопор, стопор».

А лебедка медленно и неотвратимо сматывала трос. Никифоров приподнялся на локтях и пополз к лебедке. Она была совсем рядом. И лейтенант всем телом навалился на стопор.

Освобожденный трал пошел в обратном направлении. С глухим плеском мина шлепнулась в воду.

Все возбужденно заговорили. Вытирая пот с лица, Никифоров медленно подошел к Синицыну.

— Я удаляю вас с юта, — сказал он сурово.

Вобрав голову в плечи, Синицын побрел вниз. Оп боялся оглянуться, потому что осуждающие взоры товарищей жгли его сильнее, чем раскаленное железо.

Прибыл командир. Он подошел к лейтенанту. Спросил:

— Вы что ж, прежде чем принять решение, тоже в конспект заглядывали?

— Никак нет, — улыбнулся лейтенант и, несмотря па сумерки, увидел, что глаза командира светятся той необъяснимой теплотой, которую просто называют человеческой.

Меня вызвал редактор нашей флотской газеты и сказал:

— Поедешь на рейд Отдаленный. Там сейчас находятся корабли. Соберешь свежий материал. Неплохо, если сообразишь очерк, по такой, чтобы с солью.

Я обрадовался: наконец-то мне поручают настоящее дело! В редакции я работал уже два месяца, но, кроме небольших информационных материалов, ничего не опубликовал.

И вот очерк.

Я бодро сказал: «Есть!» — и, радостный, вышел из кабинета редактора.

На рейд Отдаленный мы добрались в нашем видавшем виды редакционном «газике». Ехать сушей надо было до мыса Чайкин Клюв, а уже оттуда на барказе или катере я мог попасть на корабли.

Дорога была сначала асфальтированная, а затем мы свернули на проселочную. В машине находились я и шофер Чаркин. Чаркин долго молчал, а потом стал возмущаться. Это когда мы свернули на проселочную дорогу.

Погода стояла скверная. Хлестал дождь вперемежку с хлопьями снега. Машину швыряло из стороны в сторону, как шарик пинг-понга. Чаркин остервенело вращал баранку и ругался на чем свет стоит:

— Разве по таким дорогам можно гонять машины? Это же возмутительно!

Доля упреков, вероятно, предназначалась и мне. От нечего делать я посматривал через мутное стекло на окрестности. Свирепый ветер гнал по сырому небу лохматые тучи. Непрерывные струи дождя и снежные заряды полосовали вечерний воздух. Кругом неуютная, холодная равнина. Ни деревца, ни домика, только мокрая взбухшая земля да ледяной ветер.

— Силен ветрюга, — сказал я.

— Норд-ост, — отозвался Чаркин, — чтоб ему ни дна ни покрышки! В такой ветер однажды…

Договорить он не успел. Машину качнуло в сторону, и она поползла по откосу, сминая шинами жухлую траву. Мотор заглох.

— Допрыгались, — сказал Чаркин и, открыв дверь кабины, плюнул.

Не хотелось вылезать наружу, по пришлось. Увязая в грязи, мы стали собирать бурьян и бросать под колеса. На ветру коченели руки. Чаркин что-то бухтел себе под нос, но я его не слышал: свист ветра заглушал все другие звуки.

Через полчаса мы сели в кабину. «Газик» взвыл мотором и выскочил на дорогу.

К мысу Чайкин Клюв мы добрались затемно. Здесь находился пост наблюдения и связи. Мы подъехали к неказистому домику, рядом с которым возвышалась бревенчатая вышка, и Чаркин дал сигнал. Открылась дверь. В светлом проеме появилась долговязая фигура мичмана. Высоко поднимая ноги, он приблизился к нам.

— Как добраться на корабли? — спросил я.

Щуря глаза, мичман приглядывался к нам, а затем сказал:

— Попрошу документики.

Чаркин стал ворчать и рыться в карманах.

Мичман рассматривал документы довольно долго. Он пролистал их от корки до корки сначала в одну сторону, а затем в другую.

— И куда вас несет нелегкая в такую погоду? — наконец сказал мичман, отдавая документы.

— На кудыкину гору, — огрызнулся Чаркин.

— Но как же добраться на корабли? — спросил я нетерпеливо.

— А их нет, — невозмутимо ответил мичман, — еще с утра ушли на другой рейд. Передислокация.

— Далеко?

— Не очень. Миль шестьдесят — восемьдесят отсюда.