– Если вы сейчас не откроете, – снова крикнул Вик-Любен, возвращаясь к дверям капитанской каюты, – то мы высадим двери!
И в подтверждение этой угрозы он изо всей силы ударил дверь ногой.
– Подождите, – возразил я, – прежде чем выламывать дверь, потрудитесь взглянуть сюда, в это отверстие, которое найдете на высоте человеческого роста в правой половине дверей! – и, дав ему время разыскать отверстие, продолжал. – Бочонки, которые вы видите здесь с порохом – те самые, которые я перед выходом нашим из Сан-Марко запрятал в тайник. Их двенадцать. Я откупорил их и приготовил просаленный фитиль, натертый порохом, посредством которого все они сообщаются один с другим. Понимаете теперь, в чем дело?
Мулат не ответил ни слова, но оставался неподвижно стоять за дверью, точно опасался, что малейшее движение взорвет эту грозную мину. Но я слышал его порывистое дыхание, как у запыхавшейся на охоте собаки.
Немного погодя я продолжал тем же громким, отчетливым и совершенно спокойным голосом, взяв в руки одну из свечей, освещавших комнату умершего.
– Вы можете призвать ваших товарищей и показать им, что я здесь приготовил! Но предупреждаю, что при первом ударе ногой в дверь, при малейшей попытке отворить ее, я приближу свечу к фитилю, – и все мы взлетим на воздух!.. Я тоже не настолько глуп, чтобы не предвидеть, что вы готовили нам, и потому решил, что, если мы должны умереть, то умрем не одни, но и все вы тоже! – и в подтверждение своей угрозы я поднес свечу так близко к фитилю, что еще минута – и он вспыхнул бы.
Очевидно, это вразумило Вик-Любена, так как он тотчас же попробовал вступить со мной в переговоры.
– С чего вы взяли, что мы хотим вам зла? – проговорил он голосом, который, видимо, старался смягчить. – Ведь можно же сговориться, черт побери!.. Мы же не людоеды, и уже не раз доказывали вам это…
– Прекрасно! Я не прочь договориться с вами… Прикажите явиться сюда всему экипажу, и пускай люди все по очереди, один за другим, подойдут к этой двери, чтобы убедиться своими глазами, в каком положении дело…
Но матросы и без того уже были все здесь, на лестнице, безмолвно ожидая результата нашего разговора.
– Пусть каждый подойдет и посмотрит в отверстие двери и при этом назовет себя по имени!
Церемония эта продолжалась довольно долго – по меньшей мере, минут десять. Казалось, все они испытывали на себе притягательную силу этой трагической картины; вид комнаты, где на высоких подушках лежал мертвец, двух женщин, стоящих на коленях, тихо молясь над ним, бледных и спокойных, точно совершенно отрешившихся от мира и от всего житейского, и роковой фитиль, готовый произвести страшнейший взрыв двенадцати бочонков пороха, – все это невольно действовало на матросов. Они с трудом отрывались от этого зрелища, так что я вынужден был поторапливать их. Но вот наконец и последний отошел от дверей.
– Ну, теперь все вы видели? – спросил я. – Все удостоверились своими глазами, что стоит мне только захотеть, и менее чем в четверть секунды я смогу всех вас отправить на тот свет!
– Да! – ответило несколько глухих, мрачных голосов.
– Так вот, выслушайте теперь меня: я не доверяю вам и считаю вас тем, что вы и есть на самом деле, – шайкой разбойников и убийц. Я нисколько не сомневаюсь, что если бы был настолько глуп, что поверил бы вам и согласился заключить с вами какие бы то ни было условия, то едва я успел бы отворить эту дверь, вы безжалостно набросились бы на всех и погубили тех, кто еще здесь остался в живых… Вот почему я не хочу заключать с вами никакого договора, а просто приказываю вам немедленно спустить шлюпки и покинуть «Эврику» всем до последнего! Даю вам на это ровно пять минут времени… А если по прошествии этого срока кто-либо из вас еще будет здесь, то я, недолго думая, взорву судно!..
Вик-Любен попытался было возразить что-то, но я прервал его на полуслове.
– Молчать, негодяй! Еще слово – и я прикажу вашим сообщникам выбросить вас за борт!..
– Однако прошло уже двадцать секунд! – добавил я, взглянув на свои часы, которые продолжал держать в руках.
Мне не пришлось повторять экипажу два раза своего приказания. Охваченные безумным ужасом, матросы бросились наверх к шлюпкам, толкая друг друга в страстном стремлении скорей уйти от грозящей им беды. Вслед затем на палубе послышались страшная беготня, скрип блоков, топот тяжелых сапог, тревожные оклики, дикая ругань и проклятия. Я слышал, как сперва спустили одну, затем другую шлюпку. Но ввиду необычайной поспешности негодяи позабыли привести судно в дрейф прежде, чем приступить к спуску шлюпок, – делу вообще довольно сложному в открытом море. Вследствие этой забывчивости одна из шлюпок почти моментально опрокинулась, как я узнал это по страшным крикам тех, кто уже успел сесть в нее. Все остальные, в числе около двадцати человек, вынуждены были забраться в другую шлюпку, чрезмерно нагрузив ее. «Эврика» в момент отъезда из Сан-Марко имела три хорошие шлюпки, но одну из них мы оставили в Новом Орлеане с тем констеблем, которого тогда захватили вместе с Вик-Любеном.
Читать дальше