Иван Соколов-Микитов - Пути кораблей

Далеко была Большая земля, где нас ожидали близкие люди, многое еще могло приключиться в пути. а мы уже были настроены по-береговому, и в каютах совсем прекратились разговоры о предстоящей зимовке. Часто собирались мы в радиорубке, где переговаривался с далекой землею радист Гершевич. В маленькой рубке было тепло и уютно. Все ближе, понятнее становились вести, приходившие с далекой земли...

Вечером первого сентября мы еще раз вспомнили оставленных на острове зимовщиков. Когда в эти ледяные края заглянет корабль? Сколько долгих зимних ночей предстоит людям провести на берегах неприветливой Северной Земли? Какие ожидают их опасности и непредвиденные лишения?

Часто мы встречали отдельные льдины, как бы покрытые бурой грязью. Казалось, эти льдины недавно оторвались от берега, где их забросало песком и тиной. Бурый цвет необыкновенных льдин зависел от присутствия микроскопических водорослей, размножавшихся на поверхности льда. Пятна этих водорослей, притягивавшие лучи солнца и как бы съедавшие под собой лед, были далеко видны на ослепительно белом, покрывающем льды снегу.

Нередко во время остановок у борта «Седова» появлялись любопытствующие тюлени. Однажды, вынырнув почти под самым бортом, большой гладкий тюлень настойчиво наблюдал за нами, пока мы спускали и поднимали из моря батометры. Круглая, точно лакированная голова зверя долго торчала над водой. нам близко были видны его кошачья усатая морда и большие, разглядывавшие нас глаза.

Эти дни я нередко сменял на мостике рулевого. Было очень приятно чувствовать, как большой, тяжелый корабль покорно слушается движения руки, а мимо проходят несокрушимые, отсвечивающие голубым льдины. Однажды, когда я стоял на руле, а «Седов» шел серединою широкого разводья, капитан негаданно приказал:

— Лево на борт!..

Я положил лево. Нос корабля покатился быстрее, заворачивая к югу. Когда по носу показалась большая льдина и пароход сделал почти полный круг, капитан, показывая на воду, сказал:

— Медведи плывут...

Передав матросу штурвал, я вышел из рубки. Семейство медведей — медведица и два медвежонка — плыло почти под бортом. Заметив надвигавшийся корабль, они прибавили ходу, все время оглядываясь и поворачивая морды с шевелившимися черными пятачками. Только зоркие глаза капитана могли рассмотреть издалека их головы, едва видневшиеся над водою. Сверху видно было, как загребают они лапами под водою.

Маленьких медвежат, торопливо отгребавших от ледокола, матросы решили взять живьем. Пока спускали шлюпку, медвежата успели взобраться на вершину торосистой, одиноко плававшей льдины. Заметив приближавшуюся наполненную людьми шлюпку, медвежата плюхнулись в воду. С мостика было удобно наблюдать за охотой. Мы видели, как шлюпка, настигнув плывших и оглядывавшихся медвежат, заставила их повернуть обратно. Медвежата очень ловко увертывались от настигавшей их, не успевавшей быстро разворачиваться шлюпки, ловко сбрасывали накидываемые им на шеи веревочные петли. Погоня продолжалась долго. Встряхнувшись, разбрызгивая мокрый снег, поминутно оглядываясь, они вприпрыжку помчались по гладкой поверхности льда. Высадившиеся на лед матросы напрасно старались их окружить.

Последние дни

Миновав пустынный остров Уединения, почти сутки пробившись в тяжелых льдах, третьего сентября «Седов» наконец вышел на чистую воду, взял курс на запад. Опасность была позади. Недавние впечатления и тревоги казались сном. Легкая идущая с юга зыбь покачивала разбитые льдины. В ночь на четвертое сентября в тумане мы увидели очертания неизвестного судна. По определению капитана, это было наше промысловое судно, забредшее во льды Карского моря.

— Теперь можно и с завязанными глазами дойти, — весело говорил капитан, точно помолодевший на добрый десяток лет.

Скоро зыбь и южный ветер стали переходить в шторм. Через палубу, смывая остатки грязи, перекатывали шумные волны. Ночью в трюме с грохотом разбился наполненный стеклянной посудой ящик. Где-то перегорели подмокшие провода, погасло электричество. В полночь, лавируя в темноте между катавшимися по трюму бочонками и ящиками, наступая на осколки стекла, я с трудом выбрался на палубу, чтобы выполнить очередные метеорологические наблюдения. Тотчас холодная волна накрыла меня с головою и, клубясь белой пеной, шумно раскатилась по палубе. Бредя по колено в воде, крепко держась за поручни и стойки, я поднялся на мостик. Труднее всего было взбираться с термометром в руках на крышу рубки, где производились наблюдения. Ветер отдирал от трапа. Мостик и рубка широко раскачивались, взлетали над покрытым пеною морем. Повесив термометр, держась за железную стойку, расставив ноги, я долго любовался на кипевшее, гулявшее внизу море.