Михаил Божаткин - Взрыв в бухте Тихой

А вчера… Вчера они, как обычно, встретились на набережной Приморского бульвара. Виктору так много хотелось сказать Оле, но от волнения он не мог подобрать слов. Оля стояла рядом и тоже молчала. Виктор чувствовал сквозь китель теплоту ее упругого плеча и все время повторял «Сейчас скажу… Сейчас скажу!.» И продолжал молчать.

Плескалось внизу темное море, едва заметный ветерок овевал лица. Вдали неожиданно замигал огонек — корабль передавал на рейдовый пост сигналы. Это словно придало решимости Шорохову. Он повернулся к Оле, положил ей руки на плечи и горячим шепотом заговорил.

— Оля!.. Оля, я люблю тебя. Я больше не могу без тебя, не могу…

Сказал и оробел: думал, она обидится, уйдет. А Оля спрятала лицо у Виктора на груди и молчала. Виктор гладил ее волосы, целовал шею и беспрерывно спрашивал:

— Ну, а ты? Ты любишь?

Любовь не скроешь, она видна во всем: в каждом слове, в каждом взгляде; у человека, который по-настоящему любит, даже лицо меняется, словно озаряется каким-то внутренним светом. И только сами влюбленные не замечают этого, они еще и еще требуют подтверждения любви. Так и Виктор: он все крепче прижимал к себе Олю, все жарче целовал и каждый раз спрашивал:

— Ты любишь? Любишь?

…Познакомились? Да теперь они!..

— Вижу, вижу, что не растерялся! — рокотал бас Александра Александровича. — Похвально, похвально! А я сначала думал…

— Ирина, тебе нужно еще к экзаменам готовиться. Иди, дочка! — перебила его Елена Михайловна.

— Хорошо, мама!

Девушка встала, сказала всем «До свидания» и ушла в другую комнату.

Мужчины еще долго разговаривали, вспоминая дела минувших дней, бои и походы, живых и погибших друзей. Впрочем, вспоминали только Рыбаков и Александр Александрович, а Елена Михайловна и Шорохов слушали. И Виктор не раз и не два пожалел, что он поздно родился и ему не пришлось участвовать в боях вместе с сидящими с ним за одним столом офицерами.

— Я сейчас пишу книгу о боевых делах нашего флота, — говорил Буранов. — Не знаю, удастся ли мне закончить ее. Помогайте мне, друзья!.. Записывайте все, что услышите или узнаете о боевых делах моряков, о их подвигах. А тебе мой наказ, — взглянул он на Рыбакова, — напиши книгу о минерах. Кому, как не тебе, поведать о них миру!..

— Да некогда же…

— И умереть будет некогда. Собирай материалы, записывай все, что помнишь, все, что знаешь. Потом пригодится!

Рыбаков и капитан первого ранга стали подбирать книги по истории минного дела. И уже когда Шорохов собрался уходить, капитан третьего ранга сказал:

— Завтра группа катеров уходит на траление. Командир части разрешил пойти вам на одном из тральщиков.

Виктор чуть не подпрыгнул от радости.

Тральщики должны выйти в море после обеда, но уже рано утром Шорохов был на катерах. Он только успел бросить в почтовый ящик открытку.

«Оля, — писал Виктор, — так случилось, что я несколько дней не смогу придти. Не волнуйся, все хорошо. Л. К. Ц. Т. В.».

И хотя они не договаривались о шифре, но Шорохов был уверен, что приписанные внизу буквы Оля поймет именно так: «Люблю, крепко целую. Твой Виктор».

Вместе со всеми Виктор работал самозабвенно, готовя тральщик к выходу в море. И, может быть, потому, что перед ним всегда сияли глаза Оли, в ушах еще звучало чуть слышное «Я тоже люблю тебя» и на губах, казалось, сохранилось ощущение ее поцелуя, за что бы ни брался Виктор, то ли за приборы, то ли за трал, — все у него получалось ловко, споро.

— Лейтенант дело знает, — не раз говорили о нем моряки.

Приготовления окончены. Оставалось несколько минут до выхода в море, когда Виктора пригласил командир тральщика.

— Не везет вам, товарищ лейтенант. Только сейчас получено приказание: немедленно явиться к Рыбакову…

Виктор шел и ломал голову: что такое могло случиться? Что-нибудь в кабинете? Но он только вечером там был, проверил все приборы, подготовил к занятиям учебную торпеду. Да и Бондарук с Ковалем там остались. Кузьмин вчера из отпуска приехал.

В общем, что бы ни случилось, а выход в море сорвался, опять придется за схемы сесть. Впрочем, теперь он начнет оформление уголка истории минного оружия.

Как все-таки хотелось выйти в море на боевое траление! И Шорохов уже представлял: вот он на шлюпке идет к мине, прикрепляет к ней подрывной патрон… Ведь этого ему ни разу не приходилось делать. Еще до учебы, во время службы на тральщиках, он один раз ходил к подрезанной тралом мине, но тогда патрон прикреплял старшина группы мичман Карбут, а Шорохов сидел на веслах.