Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки»

«…Обещание несчастья», – подумала Джо Энн. Она лежала и слушала, как еще четыре буль-мастиффа подхватили этот вой, выплескивая свое застарелое собачье горе идущей на убыль луне.

И вот одна за другой подали голос все собаки в округе, даже мастиффы Мэллори-хилла присоединились к своим родичам и потомкам в Фэроуксе. Пронзительно заржали серые лошади.

А Джо Энн Фолкс, содрагаясь, внимала этому ужасному хору.

«Гай назвал бы меня дурой, – подумала она, – но я боюсь, боюсь…»

Джо Энн сидела рядом с Уилкоксом Тернером и смотрела, как Хант танцует с Трилби, – оба такие красивые, молодые, во многом странным образом схожие: стройные, светловолосые, с розовыми, словно только что вымытыми, лицами. Трилби крошечная, как куколка из дрезденского фарфора. Хант возвышался над ней; он на дюйм превосходил ростом даже отца и имел фигуру атлета – стройные бедра и широкие плечи. У него было все, что нужно для чемпиона, кроме сердца, жаждущего борьбы. Трилби выглядела недовольной. Она то и дело бросала взгляд туда, где сидел Уилкокс. В другом конце комнаты Нат Джеймс бессвязно и односложно отвечал на оживленную болтовню Ив Клайв. Он глядел на Трилби глазами преданного пса.

Престон Мэллори танцевал с женой Франсуазой. Весь его облик выражал сонное довольство. Джо Энн отметила про себя, что он начал толстеть. Какие слова произносит обычно Гай, когда речь заходит о крепости брачных уз? Ах да – la curva de felicidad – кривая счастья. Уилтон Мэллори танцевал с Джуди: они пытались изобразить негритянский танец кекуок. «Господи, – подумала Джо, – а вдруг они так разойдутся, что начнут лягаться, размахивать руками и скакать, как черномазые, – придется тогда их остановить…»

Уиллард и Норма Джеймс с довольным видом наблюдали за происходящим со своих мест. Их брак оказался удачным. Жили душа в душу. Дети не доставляли им много хлопот, хотя Нат и не оправдал их надежд. Рядом с ними сидели Фитц и Грейс и с нескрываемым беспокойством наблюдали за Трилби, танцевавшей с Хантом.

Трилби же не сводила глаз с Уилкокса Тернера. Джо пришлось признать, что его вполне можно было назвать привлекательным. Это был видный мужчина высокого роста, красивый неброской красотой, в которой было что-то англосаксонское. Трилби явно хотела, чтобы он подошел и занял место Ханта. Испытывая чувство, близкое к отчаянию, Джо попыталась его разговорить.

– Не хотела бы показаться вам любопытной старухой, мистер Тернер, – сказала она, – но мы были бы не прочь немного узнать о вас. На Севере, конечно, все по-другому, но здесь у нас каждый знает все о каждом. Так уж принято между соседями. Мы считаем, что порядочным людям нечего скрывать…

– Так я показался вам скрытным, миссис Фолкс? – промурлыкал Тернер своим низким голосом грудного тембра. – Прошу прощения, я вовсе не хотел этого. Возможно, английская кровь – причина моей сдержанности…

– А вы разве англичанин? – спросила Джо Энн. – Акцента у вас нет…

– Откуда ему быть? Я родился в Нью-Орлеане и жил в Нью-Йорке с четырех лет. Я-то думал, что вы все обо мне знаете: ведь во многом благодаря вашему мужу я сумел встать на ноги…

– Я могу сказать наверняка, что мой муж никогда не упоминал при мне ваше имя…

Лицо Уилкокса Тернера выразило неподдельное замешательство.

– Должен вам сказать, что это очень странно. Моя мать так часто говорила о нем…

– Расскажите мне о ней, – попросила Джо Энн.

– Она была красива. Смуглая, латинского типа, как и ваша дочь. Она всю жизнь восхищалась вашим мужем, миссис Фолкс, потому что он исправил вопиющую несправедливость, допущенную по отношению к ней. Мой отец был англичанином, жившим в Нью-Орлеане. Он был довольно богат, когда же умер, появились так называемые родственники и оспорили завещание. Мать была бедна и незнатного происхождения, поэтому им удалось выиграть. Но весной 1855 года появился мистер Фолкс, который, по-видимому, хорошо знал ее семью и проделал работу, достойную хорошего детектива. Он, кажется, сумел доказать, что эти родственники никак не были связаны с отцом. Нам возвратили его деньги, и мы зажили очень хорошо. Я обучался в лучших школах, закончил Гарвард… Ну вот, пожалуй, и все…

– Нет, не все, – сказала Джо Энн. – А вы-то сами чем занимаетесь?

– Я владею кожевенной фабрикой в Бруклине. Мы производим все виды изделий из кожи: женские сумочки, обувь, чемоданы, седла, сбрую… Я сомневался, стоит ли говорить об этом, потому что знаю, как сильны на Юге предубеждения против предпринимателей…