Юрий Сенкевич: На «Ра» через Атлантику

Везде рано или поздно исследователь остается один на один, лицом к лицу с Неведомым.

«Ра» в этом смысле не исключение, говорю без ложной скромности — и при этом имею в виду отнюдь не только ветер и воду, волны и штормы…

Кто-то из первых читателей этой книги, просмотрев рукопись, заметил:

— Что у тебя всюду «корабль» да «корабль»? Корабли в военном флоте, а «Ра» — лодка, судно, ладья, называй как хочешь, только не корабль! Не вводи читателей в заблуждение!

Пожалуй, если не учитывать недавнего терминологического сдвига (на космическом корабле, к примеру, нет ни пушек, ни пулеметов), мой приятель прав. И все же настаиваю: «Ра» — корабль, так как плавания его были воинствующими.

Мы воевали за дружбу и взаимопомощь, за чувство локтя, которое должно объединять народы не такой уж, честно говоря, огромной Земли.

Против зла в нас самих — за добро в нас самих; и добро победило!

Да, мы проверили мореходные качества древних папирусных судов, пересекли Атлантику доколумбовым путем, уточнили в меру сил степень загрязненности океана и сделали многое другое, о чем сообщается и еще будет сообщено в специальных статьях, докладах, отчетах, диссертациях, — но есть аспект, который касается решительно всех, этнографов и не этнографов, специалистов и неспециалистов.

Экспедиция «Ра» показала наглядно, не на теоретических выкладках, а на практике: самые грозные препятствия преодолимы, если люди солидарны в главном, если вопреки всему, что их разделяет, они верны общей разумной цели.

Ради одного этого уже стоило выходить в океан кораблику «Ра»!..

Турист, пожелавший осмотреть в тот осенний день пирамиду Хеопса, был бы немало удивлен, взгляни он вниз, в лощину, которой начинается Сахара.

Восемь человек, одетых будто для дипломатического приема, в белоснежные рубашки и строгие костюмы, восемь солидных взрослых мужчин бегали по небольшой площадке, нагибались, рылись в песке и вскрикивали от радости, выудив очередную коротенькую желтую палочку.

Каирское солнце безжалостно палило, лбы и спины взмокли, пыль медленно поднималась вверх по брюкам, как ртутный столбик термометра. И кинооператор в нешуточном ужасе кричал: «Ребята, как я вас буду снимать?! Вы перемазались, словно черти!»

Это мы искали кусочки папируса, которые должны были остаться на месте бывшего стапеля, там, где несколькими месяцами раньше строился «Ра».

С невероятным тщанием, с непомерным азартом — ах, еще сувенир, еще, для дома, для семьи, для друга, для знакомого, для сослуживца, —

Полно, в сувенирах ли была суть? Просто мы неосознанно старались растянуть минуты, когда в последний раз хоть что-то делаем вместе.

Хрупкие желтые палочки — казалось, пока они в твоих руках, ничто не кончилось и продолжается путь. Мы хватались за эти палочки, как за волшебные. Нам не хотелось прекращать быть экипажем, терять свою выстраданную общность. Нам не хотелось прощаться.

Словно мы боялись, что, расставшись, тут же что-то в себе утратим, чего-то нужного и уже привычного в себе лишимся, — снова превратимся в обыкновенных, в будничных, во вчерашних себя, —

Но — увы! — нельзя же весь свой век провести на папирусной палубе.

Мы разъехались. Стали обыкновенными. Раздарили магические чурбачки. И «Ра», наш добрый «Ра», скоро станет в музее Осло на вечный прикол.

И все-таки, если вслушаться, по-прежнему журчит вода у его форштевня.

До сих пор, когда мне в моей повседневной жизни приходится трудно, я слышу зов Тура: «Все наверх!» И сразу будто все они со мной рядом: Норман верхом на рее («Осторожно! Большая волна!»), Кей с кинокамерой, Мадани с сачком, великан Жорж с обломком весла…

Абдулла белозубо смеется, Сантьяго полон идей, Карло задумчиво насвистывает: «Белла, чао, белла, чао, бела, чао, чао, чао…»

— Есть «все наверх»! Мы не прощаемся, «Ра».

Не так-то просто было написать эту книгу: о плаваниях «Ра» и написано, и наговорено уже предостаточно, в том числе и самим Туром Хейердалом.

Чтобы добиться успеха, Ю. Сенкевичу надо было в событиях, всем и во всем, казалось бы, уже известных, найти сторону, еще незнаемую, и в меру сил, но, конечно, увлекательно о том рассказать.

Что ж, задача эта оказалась автору вполне по плечу. Книга Ю. Сенкевича читается с живейшим интересом. Причину этого интереса я бы определил так: на ее страницах изложена, причем с массой любопытнейших подробностей, анатомия подвига.