Анатолий Ромов: Случай на границе

Я тогда волновался, но даже и не подозревал, что настоящему, «профессиональному» волнению меня сможет научить только опыт, только жизнь на границе. Мне предстояло узнать, что постоянная тревога, волнение, ставшее обычным состоянием, постоянное напряжение сил помогают пограничникам обнаружить, задержать и обезвредить нарушителя, когда бы он ни появился и в каком бы виде ни пытался пройти границу.

Но в те несколько часов, начиная с момента, когда в утреннем тумане нам открылся силуэт «Анны-Марии Р.», и до того, как мы привели ее в один из портов на побережье, я рассуждал совсем иначе.

Правда, я немного растерялся, а в какой-то момент даже испугался, но волнения — настоящего волнения! — не было.

Мы подали на шхуну сигнал: «Застопорить ход, поднять государственный флаг!» Видимо, у нашего корабля был внушительный вид — приказ был немедленно исполнен. Шхуна легла в дрейф, на первой мачте медленно пополз вверх маленький флаг одного иностранного государства. Теперь предстояло сделать главное — высадить на борт шхуны осмотровую группу.

Корабль всё ближе и ближе подходил бортом к «Анне-Марии». Старший лейтенант Зуев и группа матросов, вооруженных пистолетами и одетых в красные спасательные надувные жилеты — необходимая принадлежность осмотровых групп, — стояли у лееров, молча наблюдая за шхуной. Они должны были выбрать удобный момент и прыгнуть на борт шхуны — прыгнуть все вместе и так, чтобы не сорваться в море, не попасть между бортами корабля и судна-нарушителя.

Удастся или нет? Большая волна мешала подойти, казалось, что вот-вот произойдет самое худшее — мы навалимся бортом на шхуну, разобьем и её и себя.

— Пошел! — вдруг, когда я меньше всего ожидал этого, негромко крикнул Зуев. Все матросы перелетели через полоску воды, отделявшую нас от шхуны. У меня сжалось сердце — ноги одного из матросов соскочили с узкого привального бруса шхуны. Он не рассчитал прыжок и сорвался вниз. Его спасала цепкость: он повис на леерах, и скоро сосед помог ему выбраться на палубу.

Вскоре Зуев передал нам, что «Анна-Мария» — рыболовная шхуна, экипаж — четыре человека. Сети и снасти мокрые, в трюме обнаружено значительное количество только что выловленного лосося. Рыба, конечно, была добыта в наших водах.

В порту, куда мы доставили шхуну, мне пришлось изрядно попотеть, составляя подробный отчет о задержании. Сидя за этим кропотливым делом, я поневоле изучал все детали происшествия. Они меня мало радовали… Единственный нарушитель, пойманный на границе за долгие месяцы, оказался самым заурядным браконьером! Обнаружение и поимка его, если не считать высадки осмотровой группы, оказались совсем не сложным делом. Не было даже намека на сопротивление. Капитан шхуны полностью признал свою вину и был готов уплатить штраф. Вот тебе и «задержание»!

«Товарищ лейтенант, — негромко говорит кто-то наверху. — Шесть тридцать, товарищ лейтенант…» Это я слышу во сне. И внезапно, спохватившись, что это не сон, резко поднимаюсь, сажусь. Трясу головой, пытаясь сбросить непреодолимое, какое-то болезненное оцепенение. Смотрю на часы. Шесть тридцать четыре. Значит, я спал два с половиной часа…

Трудно передать мое незавидное состояние в этот момент. Трещит, разламывается голова. Сон был слишком короток, чтобы освежить её. Ноет всё тело, вымотанное многодневной качкой.

А ведь прошло всего восемь суток, как мы вышли на патрулирование. Восемь суток, а мне кажется, что прошло много месяцев напряженного, трудного, изнурительного плавания. Теперь я начинаю понимать, что одно дело — просто быть в море и совсем другое — быть в море, непрерывно ожидая тревоги, неожиданности, ожидая врага, выясняя этого врага в бесконечном пространстве Балтики…

Я напрягаю все силы, чтобы встать, но тут же резкий рывок бросает меня назад, на узкую твердую койку. И снова я не могу от неё оторваться. Что бы я только не дал сейчас за десять минут сна!

И всё-таки я встаю. Лезу наверх, в квадратный люк — там штурманская рубка. Я ещё ничего не соображаю спросонок.

Вылезаю из люка и, стараясь не скользить подошвами по линолеуму, которым устлана палуба рубки, с трудом удерживаю равновесие у стола. Я вижу профиль Алексея Дмитриевича Полянкова. Он будто не замечает меня, склонившись над картой. Потом, не поворачивая головы, говорит:

— Ну как, отдохнули, штурман? — И, широко улыбаясь, добавляет: — Поправили свое хлипкое здоровьишко?