Георгий Кубанский - Команда осталась на судне

– Оська! – приставал к нему Марушко. – Скажи «рыба».

– Ну, риба.

– Не «риба», а «рыба», – еле сдерживая смех, поправлял его Марушко.

– Я ж и говорю: риба, – невозмутимо отвечал Оська.

В каюте первой вахты собрались матросы, очень различные по возрасту и характерам. Жизнерадостный, общительный Оська сразу же стал центром маленькой артели. Старшина вахты Быков – пожилой кряжистый помор с неподвижным скуластым лицом – принадлежал к типу людей, непонятному для Оськи. В рундучке у Быкова хранились две смены белья, старенький пиджачок, меховой жилет и масса мелочей – от иголок до запасного, отменной крепости, шкерочного ножа, сделанного знакомым слесарем из драчевого напильника.

Ближе остальных был Оське Марушко. С ним можно обстоятельно потолковать о шумных портовых кутежах, когда заработанное за месяц тяжелого труда бездумно спускалось в два-три дня и к выходу в море Оська оставался, как он говорил, «чист».

Шторм – вынужденный отдых рыбаков. Конечно, когда волны с бешеной силой и настойчивостью бросают судно с кормы на нос и обратно, «козла» не забьешь. Но в каюте было тепло. И все внимательно слушали россказни Оськи, где причудливо сплетались быль и выдумка.

– У пьяных есть свой бог! – разглагольствовал Оська. – Может быть, даже не бог, а маленький заботливый божененок. У него очень много работы. Бедному божененку надо присмотреть, чтобы пьяный дурень не попал под машину, не сломал себе шею, не свалился с причала в воду... Мало ли за чем должен следить наш маленький божененок. Он же один, а нас сколько? Слушайте сюда! Прошлый год загулял я на Первое мая. Утром проснулся в каком-то сарае. За городом. Как меня туда занесло?.. Выхожу из сарая. Холодно. Ветер. Мокрый снег. А я в одном тельнике. И вдруг вижу... огород! На огороде пугало. На пугале бушлат. Зачем, думаю, пугалу бушлат? Мне же он нужнее. Снял с пугала бушлат. Надел. И пошел дальше. – Оська сделал многозначительную паузу. – Откуда взялся бушлат? Как я попал на огород? Божененок привел.

В каюту набились слушатели. Пришел кочегар Паша Бахарев – огромный, с плотной жилистой шеей и постоянной смущенной улыбкой. Паша стеснялся своей силы, могучих рук, упругих мышц, выпирающих под застиранной сатиновой рубашкой. Он мог скрутить любого из команды, даже двоих, а доктора нашли у него какую-то болезнь, продержали в больнице, а потом вместо фронта направили на «Ялту». Паша не раз порывался рассказать товарищам, как он хочет воевать. Но с его медлительной речью рассказ никак не двигался дальше прихода в больницу.

Заглянул на веселый шум и боцман Матвеичев. С лица его никогда не сходило постоянное выражение озабоченности. Вот и сейчас он сидел на краешке койки, будто заглянул сюда на минутку и тут же побежит по крайне важному делу.

– Гляжу я на тебя, парень, и удивляюсь. – Быков внимательно осмотрел Оську. – Зачем ты добровольно пошел на «Ялту»?

– Все же... «Ялта», – ответил Оська. – Курорт!

– Было время, – рассудительно продолжал Быков, не обращая внимания на шутку. – Хаживали мы в море, чтобы заработать, поболе привезти домой. В этот рейс барыши у нас будут небольшие. В сберкассу не понесешь.

– Зачем беспокоить сберкассу? – Голубые глазки Оськи простодушно уставились на Быкова. – Сперва вносить, потом выносить.

– А если подкопить? – спросил Быков. – Да справить, скажем, костюм.

– А вы знаете, как писал великий Пушкин? – спросил Оська. – «Богачу-дураку и с казной не спится. Бобыль гол как сокол – поет, веселится».

– Это не Пушкин писал, – вставил Паша. – Никитин.

– Неважно, – веско бросил Оська. – Он тоже был великий.

– Болтаешь ты!.. – В голосе Быкова прозвучало осуждение. – А нас в любой момент могут жахнуть торпедой в борт. И полетим мы... – Он выразительно показал узловатым пальцем наверх.

– Никуда мы не полетим, – уверенно возразил Оська.

– Ты-то почем знаешь, что не полетим? – усмехнулся Марушко.

– Не полетим, – упорствовал Оська. – Я счастливый. Где Оська – пароход не потонет. И бомба сюда не попадет. Хочешь на спор? – Он протянул руку Марушко. – Если меня разнесет бомба, я плачу тебе тыщу карбованцев. Не разнесет – ты мне. Пошли?

Слова его потонули в дружном хохоте.

Шум в каюте поднял с койки Малыша. Он осмотрел матросов мутными глазами и, придерживаясь руками за стену, стал пробираться к двери.

– Бьет море? – участливо спросил Быков.

– Болтает и болтает, – простонал Малыш. – Душу выворачивает!

– А ты бери пример с меня. – Оська назидательно поднял палец. – Утром я две тарелки борща навернул да каши с мясом. Все это хозяйство компотом залил. Попробуй... качни!