Иван Федотов: 49 дней в океане

Но мы были уверены, что под водой, набравшейся в трюм, в баке есть горючее, которое даст нам тепло, согреет нас. Это придавало нам силы.

Потом у помпы стали Зиганшин и Поплавский.

Однако не прошло и часа, как помпа сломалась. На этот раз Крючковский только руками развел. Поломка была серьезной.

Я до сих пор не могу понять, как нам удалось ее починить. Но к вечеру помпа снова работала.

С утра смена за сменой принималась за тяжелый труд, который, право, под силу был только сытым и хорошо отдохнувшим людям. И все же мы не сдавались. Выбиваясь из последних сил, мы продолжали работать.

За день мы выкачали из трюма две трети воды. И только двое суток спустя, наконец, показалось дно трюма.

Отвернули крышку бака...

Оказалось, что весь наш труд был напрасен: в бак попала вода.

После этой неудачи мы почувствовали себя страшно усталыми. Настроение было отвратительное. Даже спать не хотелось.

- Где взять топлива? — этот вопрос неотступно вертелся в голове каждого. — Тогда, пусть не каждый день, но можно готовить горячую пищу.

Конечно, исключительность нашего положения оправдывала многое. Что нам стоило пустить на дрова палубу и обшивку стен кубрика. Но, честно говоря, мы не додумались до этого. Так же как человеку не приходит мысль сжигать свое жилище, так и мы берегли свою «тридцать шестую». У нас рука бы не поднялась ломать суденышко, которое спасло нас в самых тяжелых штормах. Мы очень любили свою баржу.

И снова Зиганшин нашел выход.

— Кранцы!

Мы не сдержались и прокричали «Ура!» в честь командира.

Четыре резиновых автопокрышки свешивались по бокам баржи. Кранцы предназначены для того, чтобы смягчать удары при подходе судна к пирсу, предохранять борта при буксировке.

В общем шторм не сорвал их.

Втащить автопокрышку на палубу — дело с которым в обычных условиях каждый из нас справился бы без посторонней помощи превратилось в непосильный для одного труд. Только, взявшись вчетвером, мы едва смогли втащить кранец на палубу.

Еще труднее обстояло с разделкой кранца. Кухонный нож вряд ли годился для резания резины. Но выбора у нас не было. За несколько часов усиленной работы нож на два сантиметра углубился в край покрышки.

Однако яркое, хотя и с изрядным душком пламя в печке было для нас заслуженной наградой. Мы сварили себе «обед».

С того дня главным занятием всего экипажа стала разделка покрышки. Она требовала очень много времени и труда. А прежде всего сил. Их было мало. Они таяли.

Огонь в печке теперь поддерживали круглые сутки. Осталось двадцать три спички. Разве можно рисковать огнем. Он должен гореть. Он должен согревать нас, он должен давать нам похлебку или хотя бы теплую воду. Тепло, тепло, оно значило для нас жизнь.

И хотя с половины февраля потянуло теплым ветром, он плохо согревал нас. Состояние озноба почти не оставляло нас. Оно проходило не надолго после того, как мы поедим теплой похлебки, а потом возвращалось и колотило мелкой противной дрожью.

— Это не только от голода, — заметил Зиганшин. — Мы мало бываем на свежем воздухе. Переберемся в кубрик.

Легко сказать — переберемся. Нам понадобилось несколько дней, чтобы привести его в порядок: вычистить матрацы, высушить одеяла, подушки.

Занимаясь хозяйственными делами, я не раз думал о том, что наша передислокация из машинного отделения в кубрик продиктована не только гигиеническими соображениями. Асхат преследовал еще одну цель.

Нашим врагом был не только океан, но и безделье. Как бы нам ни было трудно заниматься физическим трудом, но лежать в машинном отделении и смотреть в потолок, слушать журчание за бортом, бесконечное, утомительное, было еще тяжелее.

Работа помогала нам бороться с беспрестанными мыслями о еде. Порой они доводили до исступления. Невыносимо сутки ждать обеда, пусть скудного, пусть голодного, но обеда.

За делом время шло быстрее. А шутка, без которой не обходилась работа, бодрила не хуже еды. Вечерами мы с надеждой рассматривали обрывок газеты с оттиском карты района, где проходили испытания баллистической ракеты. Нас не оставляла мысль, что корабли, возвращавшиеся из района испытаний, заметят нас.

А семнадцатого февраля, Толя поднял нас криком:

— Земля! Земля близко! Мы выскочили на палубу.

— Смотрите! Альбатросы!

Над баржей кружили птицы. Они то плавно парили, то ложились на крыло и косо скользили к волнам.