Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис) - На плоту через океан

Проплыв так больше часа, я снова оказался в полосе затишья и наблюдал, как вокруг меня образуются шквалы. Только что пронесшаяся туча, словно на якоре, неподвижно стояла в нескольких милях от плота. А позади надвигались новые тучи самых фантастических очертаний. Океан потемнел, стал почти черным и отливал синевой. Кое-где сверкали белоснежные полосы пены.

Вот снова быстро надвигается шквал.

Компас спрятан в каюту. Я ставлю парус по ветру — пусть плот несется вместе с ним; мне остается только следить, чтобы парус был заполнен ветром.

Вот плот уже в центре шквала, в самой утробе ветра. Парус высится, как белая скала на фоне черного неба. Неожиданно начался дождь. Дождь (подумать только!), дождь, первый дождь за все путешествие! Низко нависло темно-серое небо. Шел дождь, а я стоял, прикованный к штурвалу... Было бы весьма рискованно хоть на секунду его оставить, чтобы запастись водой. Потоки лились с неба, затопляя плот. Океан был покрыт пузырями.

Дождь так их хлестал, и ветер дул не переставая. Это был настоящий ливень. Я промок до костей, и ветер сбивал меня с ног. Температура резко упала, я продрог. Небо стало совсем черным, все кругом завывало. Порывы ветра полосами гнали дождь; казалось, над волнами несутся едва видимые паруса. Таз, служивший мне умывальником, вскоре наполовину наполнился дождевой водой. Меня так и подмывало схватить его и напиться вволю.

Но вот ветер стал ослабевать. Дождь продолжал лить. Установив компас, я привязал штурвал. Плот хорошо слушался руля и устойчиво держался заданного курса.

Тут я ринулся за банками и кастрюлями и расставил их по всему плоту, чтобы собрать дождевую воду. Два пустых пятигаллонных бидона я привязал к концам грота. Вода сбегала вниз по большому парусу, собираясь в бидоны. Это были те самые бидоны, в которых в свое время хранилась питьевая вода. Теперь они были водонепроницаемы, так как мне удалось наскрести немного асфальта со старой посудины, расплавить его и залить заржавленные швы.

Я бросился назад к штурвалу, чтобы выровнять ход плота. Ветер все еще был крепкий, и небо не светлело. Потом дождь стал ослабевать, и через несколько минут срывались лишь редкие капли. Я собрал расставленную на палубе посуду и напился в свое удовольствие. Всего мне досталось около семи галлонов дождевой воды. Теперь я был богат. Возможно, выпадет еще дождь.

Надежно спрятав запас воды, я разделся и принялся растирать тело, чтобы немного согреться. Потом я переоделся во все сухое, выпил кофе, приготовленное на свежей дождевой воде, и подкрепился едой.

Ветер совсем утих, и плот попал в штиль. Но позади собирались тучи. Это было настоящее царство шквалов.

Привязывая бидоны к парусу, я ушиб больную руку и опасался, как бы от ушиба не открылась рана. Я не менял повязки целых две недели. Начался сильный зуд, и с руки стала сходить кожа. Тогда я решил перевязать ее. Рана заживала хорошо. Следов инфекции не было видно. Однако суставы на двух пальцах сильно опухли. По краям раны наросло дикое мясо. Перед тем как наложить новую повязку, я смазал рану пенициллиновой мазью.

Мне казалось, что струя воздуха коснулась моего лица. Подул легкий бриз. Все вокруг меня посветлело и дышало надеждой.

Так я плыл около получаса, надеясь, что ветер будет крепчать. Но вскоре бриз прекратился и опять все замерло.

Снова смертельная тревога... Где же ветер? Приди, ветер!

Паруса совсем обвисли. Какое печальное зрелище! Блоки стонали, рея раскачивалась из стороны в сторону. Но вот опять потянул слабый бриз, и, по мере того как паруса заполнялись ветром, оснастка стала натягиваться. Пять или десять минут затаив дыхание я присматривался к парусам, надеясь, что ветер усилится. Напрасно, опять штиль. Я уселся на палубе, ожидая и все еще надеясь.

Пока я сидел, позади плота образовались шквалы; черные столбы приближались к плоту. При малейшем дуновении мое сердце лихорадочно билось. Однако весь долгий день плот пролежал в штиле. Солнце опустилось в черные тучи.

Ночь была темной, лишь кое-где в порывах туч мерцали звезды. Южный Крест старался пробиться сквозь мглу.

Наконец поднялся устойчивый бриз. Я боялся поверить своему счастью. Океан опять стал приветливым, как старый друг. Я обошел весь плот, пробуя рукой канаты. Все они крепко натянулись. Небо освобождалось от туч. Луна опустилась к самому утлегарю и уселась на него, как лихой наездник. Я запел песню, которой научился, еще плавая мальчишкой на британском паруснике: