Алистер Маклин - Роковой рейд полярной «Зебры»

Техника погружения капитана Свенсона премного разочаровала бы тех, кто насмотрелся убогих фильмов про подводные лодки. Никакой суеты в действиях экипажа, никаких напряженных взглядов, застывших над приборами управления, никаких воплей типа: «Погружаемся! Погружаемся!… Погружаемся!» и никакого воя ревунов. Свенсон просто взял микрофон с витым металлическим проводом и спокойно произнес:

— Говорит капитан. Идем под лед. Погружение. Потом он повесил микрофон и сказал:

— Триста футов.

Главный техник по электронному оборудованию не спеша проверил панель с сигнальными лампочками, показывающими, что все люки, наружные отверстия и клапаны задраены наглухо. Дисковые лампы были отключены, щелевые — ярко горели. Все так же неторопливо проверив их еще раз, он поглядел на Свенсона и сказал:

— Прямое освещение отключено, сэр.

Свенсон кивнул. В балластных цистернах резко засвистел воздух — и все. Мы пошли под воду. Смотреть на это было так же интересно, как на человека, толкающего впереди себя тачку. Но было во всем этом нечто необычное — вселяющее уверенность.

Через десять минут ко мне подошел Свенсон. За последние два дня я успел узнать капитана довольно хорошо, он мне очень понравился, я проникся к нему большим уважением. Команда полностью и безоговорочно доверяла ему. То же самое я уже мог сказать и про себя. Человек он был мягкий и добрый, подводную лодку знал, как свои пять пальцев; он обращал внимание на каждую мелочь, отличался острым умом и хладнокровием, которое не изменяло ему ни при каких обстоятельствах. Хансен, его старший помощник, от которого редко когда можно было услышать похвалу в адрес ближнего, со всей решительностью заявлял, что Свенсон — лучший офицер-подводник на американском флоте. Надеюсь, старпом был недалек от истины: в условиях, в которых я оказался волею судьбы, мне хотелось, чтобы рядом со мной был именно такой человек.

— Мы сейчас уйдем под лед, доктор Карпентер, — объяснил Свенсон. — Как самочувствие?

— Я чувствовал бы себя куда лучше, если б видел, где мы идем.

— Можно и поглядеть, — сказал он. — На «Дельфине» имеются такие глаза, каких нет и во всем мире. Они смотрят вперед, вокруг, вниз, вверх. Нижние глаза — это эхолот, он видит глубину у нас под килем, а поскольку в этом месте она составляет порядка пяти тысяч футов и столкновение с каким-либо подводным препятствием нам не грозит, он работает часто для проформы. Однако ни один штурман и не подумает его никогда выключить. А еще у нас есть двуглазый гидролокатор — он смотрит вокруг и вперед: один глаз видит все, что происходит вокруг корпуса, а другой прощупывает глубины в радиусе пятнадцать градусов впереди по курсу. Так что мы все видим и слышим. Уроните вы с борта военного корабля в двадцати милях отсюда гаечный ключ, и мы тотчас об этом узнаем. Так-то вот. И опять, все это — только к слову. Гидролокатор ищет ледяные сталактиты, вдавленные под воду в результате сильного сжатия и нагромождения торосов на поверхности, но за все пять раз, что мне приходилось плавать подо льдом, причем два их них у полюса — я никогда не видел подводных сталактитов или гребней на глубине больше двухсот футов, а над нами сейчас футов триста. Но все равно гидролокатор у нас всегда начеку.

— Вы можете столкнуться с китом? — предположил я.

— Мы можем столкнуться с другой подлодкой. — Улыбки на лице капитана как не бывало. — И тогда нам обоим конец. А русские и наши, американские, подлодки ныряют как раз под самой крышей мира, в точности как прохожие на Таймс-сквер.

— И, конечно, вероятность…

— А какая вероятность столкновения двух самолетов в небе на площади десять тысяч квадратных миль? Теоретически ее не существует. Но за нынешний год было отмечено уже три таких столкновения. Поэтому наш гидролокатор гудит себе потихоньку. На самом же деле, когда идешь подо льдом, самый главный глаз — тот, что глядит наверх. Пойдемте посмотрим.

Свенсон повел меня вдоль правого борта назад, в самый конец центрального поста, там доктор Бенсон и еще один моряк изучающе склонились над застекленным на уровне глаз прибором; под стеклом находился движущийся рулон семидюймовой ширины бумаги и пишущий штифт, который выводил на ней узкую прямую черную линию. Бенсон, ни на кого не обращая внимания, возился с измерительной шкалой.

— Надводный эхолот, — сказал Свенсон. — Больше известный как эхоледомер. На самом деле доктор Бенсон тут не командует, у нас на борту есть два отличных гидроакустика. Однако, поскольку иного способа запретить ему заниматься эхоледомером, кроме как с помощью военного трибунала, у нас нет, мы попросту закрываем глаза на то, что он здесь торчит.