Алистер Маклин: Ночи нет конца

— Как дела? — крикнул я.

— Все в порядке. — Я представил его улыбку под снежной маской. Большинство собак запряг сонными. Очень помог мне Балто. Он страшно злой, когда его будят среди ночи.

Балто, вожак упряжки, огромный, весом в девяносто фунтов пес, помесь волка с сибирской лайкой, был прямым потомком своего знаменитого тезки, принадлежавшего Амундсену. Жуткой зимой 1925 года, когда бежавший за санями каюр ослеп, умный пес, несмотря на пургу и лютый мороз, привел упряжку в Ном, что на Аляске, с грузом вакцины. И жители города, в котором бушевала эпидемия дифтерита, были спасены. Балто нашего Джекстроу ни в чем не уступал своему прославленному родичу. Это был сильный, умный, преданный хозяину зверь, который время от времени показывал погонщику свои волчьи зубы. Как и подобает хорошему вожаку, он следил за дисциплиной и жестоко наказывал провинившихся. Именно так он и вел себя в ту минуту: скалил клыки, подталкивал и кусал неповоротливых и упрямых собак, в корне пресекая непослушание.

— Ну, занимайся своим делом. А я схожу за фонарем. — С этими словами я направился к высокому сугробу, находившемуся к западу от нашего жилища.

Остановившись, прислушался. Слышны были лишь стенания ветра, несшегося над поверхностью ледника, да беспрестанный треск анемометра. Я повернулся к Джекстроу, пряча лицо от колючего ветра.

— Самолет... Ты слышишь самолет, Джекстроу? Сам я ничего не слышу.

Стащив с головы капюшон, Джекстроу выпрямился и приложил ладони к ушам.

Мотнув головой, надел капюшон.

— Боже мой! — воскликнул я, поглядев на каюра. — Неужели они разбились?

Вместо ответа Джекстроу покачал головой.

— Почему же нет? — требовательно спросил я. — В такую ночь, да еще когда самолет находится с надветренной стороны, грохота и за полмили не услышишь, если он разобьется.

— Я бы почувствовал удар, доктор Мейсон. Согласно кивнув, я промолчал.

Конечно, Джекстроу прав. Твердая, как скала, поверхность ледника передает звуковые колебания, словно камертон. В июле прошлого года мы явственно ощутили сотрясения, возникшие в семидесяти милях от нас, когда от глетчера оторвался айсберг и рухнул в воды фьорда. Не то пилот потерял ориентировку, не то, пытаясь вновь отыскать огни нашего лагеря, стал описывать круги большего диаметра... Во всяком случае, еще была надежда, что самолет цел и невредим.

Я поспешно направился к тому месту, где под прикрытием высокой снежной стены стоял зачехленный трактор. Удалив с одного края брезента снег, на что у меня ушло не больше двух минут, я юркнул под чехол. О том, чтобы поднять его, не было и речи: пропитанная маслом ткань промерзла и при малейшем усилии порвалась бы.

Фара-искатель, укрепленная на шпильках, приваренных к капоту трактора, удерживалась двумя барашками. Но в здешних широтах отвинтить их было не так-то просто: стоило начать откручивать их, как они тотчас ломались.

Поэтому приходилось снимать рукавицы и, оставшись в одних перчатках, согревать гайки теплом своих ладоней. В ту ночь у меня на это не было времени. Достав из ящика с инструментами разводной ключ, я ударил по шпилькам, ставшим от холода хрупкими как чугун, и они мгновенно сломались.

Я выполз из-под брезента, держа под мышкой фару-искатель, и тотчас услышал быстро приближающийся рев авиационных двигателей. Судя по звуку, самолет находился совсем рядом, но я не стал терять времени на его поиски, а, нагнув голову, чтобы уберечь лицо от острых ледяных иголок, чуть ли не на ощупь добрался до нашего жилища. Джекстроу протянул мне руку. Они с Джоссом, погрузив кладь, уже привязывали ее к нартам. Когда я наклонился, чтобы помочь, над головой у меня с шипением взвилась ракета, осветившая ярким пламенем белый снег, на фоне которого возникли черные тени. Совсем забыв, что, потушив свет в нашем укрытии, мы лишили пилота ориентира, я зажег фальш-фейер и укрепил его на метеобудке.

Мы разом повернулись к югу и снова увидели самолет. Нам тотчас стала ясна причина, по которой мы его столько времени не могли обнаружить.

Командир самолета, по-видимому, описал восьмерку, и теперь самолет летел с востока на запад. Хотя машина находилась на высоте менее 200 футов, шасси не было по-прежнему выпущено. Похожая на огромную птицу, она пронеслась в каких-то двухстах ярдах от нас. Обе посадочные фары были направлены вниз. В свете их лучей, точно в калейдоскопе, мельтешили наполнявшие мрак ледяные иголки. Яркие пятна мчались одно за другим по заснеженной поверхности льда.