Артуро Перес-Реверте - Осада, или Шахматы со смертью

— Желание рискнуть? Подставить себя под выстрел?

— Да. Возможно, он стал находить удовольствие в том, чтобы оказываться в очаге поражения, в точке, где обрывается траектория бомбы. В опасном месте. Инстинкт и чувственность гнали его туда и заставляли…

— Совершать убийства.

— Да. Почему бы и нет? Посудите сами: забрать человеческую жизнь, которую пощадила бомба. Исправить ошибку, допущенную наукой. Благодаря своей страсти к точности возместить несовершенство техники. С тем чтобы гибель человека совпадала с разрывом фанаты. Совпадала с абсолютной точностью.

— Но как он научился предвидеть разрыв?

Вспышка маячного огня снизу подсвечивает гримасу на лошадином лице Барруля. Почти улыбку.

— Так же, как в известной степени и вы. Одержимость в сочетании с до крайности обостренной чувствительностью способна порождать чудовищ… Эта способность — одно из них. Я делаю вывод, что это никакая не случайность и что он всеми силами души страстно желал знать — совершенно точно, — куда упадут следующие снаряды. Бросая вызов лживому выблядку неведения.

— И тогда он принялся думать?

Комиссар замечает, что Барруль смотрит на него с интересом и так, словно удивлен его отгадкой.

— Да, вот именно. Ну или это мне так кажется. Что он с тех пор только тем и занимался — думал и думал. И что его болезненный ум, его чувствительность с холодной и безошибочной расчетливостью довершили дело. И обратились в жестокость, которую я бы назвал…

— Технической?

Комиссар ловит себя на том, что произнес это слово, как тот, кто знает, о чем говорит. Профессор, впрочем, не обратил на это внимания. Он слишком увлечен ходом собственной мысли.

— Полагаю, что так… Технической, безличной — называйте как хотите… Он восстанавливал свои права на Вселенную, понимаете?

— Чего ж не понять.

Тисон и в самом деле понимает. Произошло это сравнительно недавно. Расстояния сокращаются удивительным образом, думает он. Удивительным и даже пугающим. Как там сказал профессор? Ах да, вспомнил! Бунтарство. Застарелая обида. Мировоззрение должно совпасть с истиной Природы. Условие человеческого бытия — с условием существования Вселенной. Муравьи под подошвой сапога некоего жестокого бога, равнодушного ко всему. Карающая десница. Бич из плетеной проволоки.

— Он думал, что упорядочит хаос, — говорит между тем Барруль, — тем, что сведет страдание к простым законам природы. В совершенстве зная Кадис, он видел там и сям никому, кроме него самого, не видимые, особо чувствительные… точки ли… узлы… Допускаю, что не последнюю роль в этом сыграло его профессиональное обоняние, позволявшее ему по-особенному воспринимать воздух, запахи… Но я спрашиваю себя: а что, если эти точки становились целями для французских бомб под воздействием, например, направления ветров и их схождения? И он — точно так же, как и вы впоследствии — изучил, обследовал зоны поражения, места разрывов. И создал умопостигаемую карту города и на ней отметил эти места и определил вероятности. И раскрасил ее мысленно в разные цвета, обозначавшие большую или меньшую вероятность… И благодаря математическому складу своего ума он сумел проанализировать эту территорию и увидеть кривые, параболы, траектории. Определить пустоты, которые должны быть заполнены. И когда дошел до этого, назад ему дороги уже не было. Ибо это не случайность, но — вероятность. Это — чистая математика. Все выверено безошибочно…

— Да нет, не все, — с каким-то извращенным удовольствием говорит Тисон. — Один раз он все же ошибся. На улицу Лаурель после убийства так ни одной бомбы и не упало.

— Это только подтверждает нашу теорию. Ему положена определенная квота ошибок Имеет он право на допустимую погрешность? А? Как вам кажется?

Тисон не отвечает и на этот раз. Он вспоминает свою собственную растерянность. Свое бесплодное ожидание и искушение все послать к черту. И собственные промахи за шахматной доской. Всю цепочку ошибок. Включая последнюю — ферзевой гамбит.

— Да, — продолжает Барруль, — он убивал там, в тех пустотах, которые ожидали своей бомбы. И тщился уже не исправлять несовершенства науки или техники. И даже не заполнять чужим страданием пустоту, оставшуюся после смерти дочери… Нет. Ему желательно было снова и снова подтвердить, что он, убогий ремесленник, сумел вознестись на высоты познания.

— Отсюда и вызывающее поведение.

— Думаю, да. Он знал, что за ним гонятся по пятам, и принял правила игры. Потому и выжидал столько времени, прежде чем совершить новое убийство. Подстерегал добычу. И, когда счел, что готов, решил обмануть ваши ожидания. Он так и сделал, но промедлил буквально на несколько минут.