Габриэль Маркес - Десять дней в море без еды и воды

Не знаю, то ли кровь моя их привлекла, то ли еще что-то, но в ту же минуту у плота появились акулы. В жизни не видел столько этих тварей! Тем более таких кровожадных. Они прыгали, словно дельфины, преследуя и пожирая рыб возле плота. Я в ужасе забился на дно и оттуда взирал на побоище.

Все произошло так внезапно, что я не заметил, в какой именно момент акула выскочила из воды и сильно ударила хвостом. Закачавшийся плот потонул в искрящейся пене. В яркой волне, ударившей о борт плота, блеснула стальная молния. Я инстинктивно схватился за весло, приготовившись нанести сокрушительный удар. Но, заметив возле борта выпирающий из воды огромный плавник, понял, что произошло. Спасаясь от акулы, на плот запрыгнула полуметровая рыба, блестящая и зеленая. Я собрал все силы и обрушил на ее голову первый удар весла.

Убить рыбу на плоту не так-то просто. От каждого удара плот шатался, угрожая сделать сальто-мортале. Момент был пренапряженнейший. От меня требовалось максимум силы и сообразительности. От неудачного удара плот мог перевернуться и я упал бы в воду, кишевшую голодными акулами Но и не бить было нельзя — добыча могла ускользнуть. Я балансировал на грани жизни и смерти. Либо я попадаю в пасть к акулам, либо приобретаю четыре фунта свежей рыбы, которой смогу утолить недельный голод.

Я крепко оперся о борт и ударил во второй раз. Голова рыбы хрустнула под веслом. Плот задрожал, и под ним закопошились акулы. Но я надежно опирался о борт. Когда плот вновь выровнялся, я увидел, что лежавшая посреди него рыба все еще жива. В предсмертной агонии рыба скачет неимоверно высоко и далеко. Мне было ясно, что третий удар должен сразить ее наповал или я безвозвратно потеряю свою добычу.

Я уселся на дно плота — так мне было сподручнее поймать эту рыбу. Если бы понадобилось, я, наверное, схватил бы ее ступнями, коленями или зубами. Я уселся поудобнее и, стараясь не промахнуться — ведь я понимал, что от этого удара зависит моя жизнь, — со всей силы обрушил весло на рыбью голову. Рыба неподвижно застыла, и струйка темной крови окрасила воду на дне плота.

Но не только я ощутил запах крови. Почуяли его и акулы. Такого смертельного страха, как в тот момент, когда мне удалось заполучить четыре фунта рыбы, я никогда в жизни не испытывал. Осатанев от запаха крови, акулы с размаху бросались на сетку. Плот сотрясался и в любой момент мог перевернуться. Ну а дальше все произошло бы мгновенно. В один миг стальные акульи зубы — а их у нее сверху и снизу по три ряда — растерзали бы меня на клочки.

Однако голод заглушал остальные чувства. Я зажал рыбу ногами и, балансируя, старался после каждой атаки хищников выровнять плот. Так продолжалось несколько минут. Когда плот приходил в равновесие, я выплескивал за борт окровавленную воду. Постепенно вода очистилась от крови, и акулы утихомирились. Но надо было держать ухо востро: из воды на метр с лишним торчал чудовищный плавник. Ничего подобного мне еще видеть не доводилось. Акула плавала спокойно, но я знал, что стоит ей опять почуять запах крови, как она перевернет плот. С массой предосторожностей я приступил к разделке рыбы.

Тело такой полуметровой рыбины защищено толстой чешуей. Попробуйте выдернуть чешуйки, и вы убедитесь, что они, как стальные пластины, впаяны в мясо. Я попробовал счистить чешую ключами, но она сидела как влитая. Рыба была необыкновенной: ярко-зеленая, в плотной броне чешуи. Зеленый цвет с детства ассоциируется у меня с ядом. Вы не поверите, но, хотя в животе у меня начинало колоть при одной только мысли о куске свежей рыбы, в какой-то момент я чуть не выбросил ее за борт, вообразив, что она ядовита.

Однако терпеть голод можно лишь тогда, когда надежды найти пропитание нет. Когда же я, сидя на дне плота, пытался разделать при помощи ключей зеленую, блестящую рыбину, голод стал совершенно нестерпимым.

Спустя пару минут мне стало ясно, что если я всерьез вознамерился съесть свою добычу, то надо действовать более решительно. Я поднялся на ноги, наступил рыбе на хвост и засунул ей под жабры конец весла. Жабры были защищены толстыми, прочными пластинками. Орудуя веслом, я в конце концов ухитрился порвать жабры. И тут заметил, что рыба еще жива. Я снова шарахнул ее по голове. А когда попытался вырвать твердые пластинки, защищавшие жабры, не смог разобрать, чья кровь струится у меня по пальцам: рыбья или моя собственная. Руки у меня были изранены, а кожа на кончиках пальцев содрана до мяса.