Чарльз Беннет - Капитан Педро

Я свалился на ковер и заснул глубоким сном.

Уже шесть месяцев я был на пиратском судне, и ни разу мне не представилось возможности убежать. Первое время я с одинаковым страхом и отвращением относился ко всем пиратам, делая исключение только для девонширца Дика Пенгарта. Это был в сущности добродушный малый, относившийся к своему пиратскому ремеслу, как крестьянин, взятый в солдаты, относится к войне.

У меня не было определенных обязанностей, но иногда мне давали какую-нибудь работу вроде той, которую я исполнял на судне отца, и тогда волей-неволей мне приходилось ближе сталкиваться с пиратами и слушать их разговоры.

Однажды мне дали сплеснивать веревки, и я, сидя на палубе за работой, оказался рядом с Желтолицым и Краммо. Они вспоминали свое прошлое.

— «Тигр» храбрец, что и говорить, — говорил Краммо, — но все же не чета капитану Грею, с которым я плавал лет пять назад. Тот бы не стал разводить нежности с мальчишкой и у него не было в заводе фыркать на свою команду, как будто мы псы, а не люди. Тот и пил с нами и дрался с нами... Он-то первый и сманил меня к себе.

— А ты давно пиратом, Краммо? — лениво спросил Желтолицый.

— Да уж порядком. Видишь, как было дело. Мы с ребятами обокрали и подожгли дом одного купца, ну и убили там двух-трех тоже... Не рассчитали немного, и нас заприметили. Солдаты гнались за мной по пятам, и пеньковый галстук был у меня на шее почти, когда я удрал в Ливерпуль и укрылся там у одного кабатчика в порту.

Дело-то вышло дрянь — мы прирезали не только купца, но и его сестер, одна из которых была замужем за каким-то судьей. Меня так искали, что Том — кабатчик — не захотел держать меня дольше. Как бывало завидит фонари на улице, так и задрожит, хотя это были всего-навсего гуляки, возвращающиеся домой. Я пригрозил ему, что потяну и его за собою, если он меня выдаст или выгонит, и сидя у него, целые дни тянул виски. Я был мальчишкой, и такая переделка мне была впервые.

Тут-то и явился капитан Грей. Помню, как он ввалился в кабак — все пальцы у него были в перстнях и золотая цепь вилась по животу. Он пил и поглядывал на меня, а потом вдруг спросил хозяина: «Кто этот малый? Он как на заказ сделан для меня». В ту же ночь он взял меня на свое судно, а на рассвете и веревка и Ливерпуль — все осталось позади.

— Где же он теперь? — спросил Желтолицый.

— Его повесили четыре года назад на рее его собственного судна. Мы спаслись чудом, — ответил Краммо и расхохотался. — Я тоже чуть не попался из-за мешка с червонцами. Часть наших успела сесть на лодки. Я пустился за ними вплавь и проклятый мешок чуть не утопил меня. Уж и любил же меня капитан Грей за мою силу!

Желтолицый перевернулся на другой бок — они лежали на палубе — и сказал:

— Да, чорт возьми, вернуться на старое место никто из нас не может! Знаешь, Краммо, ведь я бежал из колонии, где нас заставляли рыть канавы. Ну и проклятая же это штука! Жара, лихорадка, москиты! Надсмотрщики лупили нас за всякий пустяк. А чуть что — кандалы, палки. Смотри, — и он сдвинул с плеча рубаху и показал клеймо, выжженное у него на плече.

— Мы бежали оттуда вдвоем. Как-то раз мы нарочно отошли подальше, и когда надсмотрщик подошел к нам, поблизости никого не было. Я был в кандалах в тот день и ухитрился так хватить его железным обручом, что он упал, не пикнув.

Неделю мы прятались в болотах, разбили здесь кандалы, а потом добрались до порта. Товарищ схватил в болоте лихорадку и помер, а я оправился, хотя пожелтел как лимон.

— А за что ты был сослан в колонии? — спросил Краммо, но Желтолицый не захотел ответить.

— Было дело, — угрюмо сказал он и закурил трубку.

Понемногу я узнал истории других пиратов: в прошлом почти у каждого было убийство или поджог, или грабеж, и только некоторые из них были просто матросами, вроде Дика Пенгарта, которые из-за страха смерти и стали пиратами. Но таких было немного, и настоящие пираты обращались с ними презрительно и помыкали ими.

Словом, это были разбойники, среди которых ценилась только физическая сила, храбрость и жестокость. Я не замечал у них дружбы между собою — из-за карт, из-за вина, из-за любого пустяка они готовы были перерезать друг другу горло. Я понял, почему никто из них не расстается с оружием: любой и в любую минуту мог ожидать нападения со стороны своего же товарища.

За эти полгода я видел столько жестокости, убийств и крови, что стал и сам более равнодушно относиться к тому, что прежде возмущало и мучило меня.