Майн Рид: Затерянные в океане

Конечно, рассуждение было малоубедительное. Вряд ли с его помощью можно было добиться толку и убедить негра, по природе фаталиста, который порой бывал весьма бездеятельным. Но Бен Брас пустил в ход еще один более серьезный довод, и Снежок с готовностью согласился.

— Только вперед! — молвил Бен. — Так скорей увидим судно, если оно попадется на пути. А если заляжем здесь, что твоя колода, то как бы не нагрянули сюда те мучители. Знаешь, ведь они идут с наветренной стороны да еще под парусом… Если только не вернулись назад, к кашалоту. Ну, тогда нам нечего их бояться. А впрочем, кто его знает: лучше принять меры. Давай поставим napyc!

— Вот славно, масса Брас! — ответил Снежок, который и раньше противился только для виду. — Правильно вы говорите. Только скомандуйте — и я отвечу: «Есть ставить парус!» Ветерок-то чудесный!.. Хотите — примемся за дело сию же минуту!

— Ладно, — откликнулся матрос, — давай начнем! Натягивай парусину! Чем скорей, тем лучше…

Больше они ни о чем не говорили. Изредка только передавались вполголоса указания или приказ Бена, вместе со Снежком занятого установкой мачты на «Катамаране». Как только с этим управились, поставили вертикально рею, туго натянули и закрепили шкоты; и мокрый парус, поднятый снова, наполнился ветром и с каким-то певучим звуком помчал плот по волнам.

Глава XCVIII. КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК ИЛИ КОРАБЛЬ В ОГНЕ?

Теперь «Катамаран» снова шел под парусом по своему прежнему курсу. Казалось, для команды все опять стало по-старому, как было до встречи с убитым кашалотом. К несчастью, это было далеко не так!

Обстоятельства изменились к худшему. Тогда у них еще оставалась провизия; правда, на полный рацион не хватало, но все-таки имелись небольшие запасы, рассчитанные на довольно продолжительное время. Более того, в их распоряжении имелось кое-какое оружие и инструменты, при помощи которых они в случае нехватки могли пополнить свои запасы.

Совсем другое было сейчас. «Катамаран» служил им все так же верно и надежно, оснастка была та же, что и тогда, мореходные качества нисколько не пострадали. Зато снабжение было уже не на прежней высоте, особенно «продовольственный отдел», и это тяжко угнетало команду.

Вскоре уныние охватило их снова; но, несмотря на это, катамаранцы не могли противиться сну. Пусть читатель вспомнит, что в прошлую ночь из-за сильной бури они спали мало; да и в позапрошлую едва удалось чуть-чуть вздремнуть — так они заняты были поджариванием мяса акулы.

Истощенный организм настоятельно требовал отдыха. Все буквально с ног валились — и команда в полном составе отправилась на покой. Никто не остался даже на вахте у руля.

Порешили на том: пустить плот по воле ветра, пусть идет куда хочет.

Дыхание небес! Только оно одно уносило «Катамаран» все дальше по его пути.

Как далеко ушел плот, предоставленный самому себе, не записано в вахтенном журнале. Засечено только время; известно, что полночь наступила раньше, чем пробудился кто-либо из команды,-так крепко уснули все, умаявшись с установкой паруса.

Первым очнулся Вильям.

Юнга никогда не спал крепко, а в эту ночь сон его был особенно тревожен. На душе было неспокойно; еще прежде, чем он прилег отдохнуть, его мучило какое-то неясное волнение. Меньше всего он боялся за собственную судьбу. Хотя он и был еще молод, но уже чувствовал себя настоящим моряком и не мог терзаться только эгоистическими соображениями — он волновался за малютку Лали.

Вот уже много дней, как он следил за переменой во всем облике этого юного существа. Он замечал, как мало-помалу щеки ее становились все бледнее, как быстро таяла ее маленькая фигурка. Сегодня, после этого страшного потрясения, которое им всем пришлось вынести, юная креолочка особенно, казалось, ослабела — больше чем когда бы то ни было. И, засыпая, юнга томился грустным предчувствием, что именно она сделается первой жертвой тех тяжких испытаний, которые им еще сулит судьба, и что скоро-скоро это должно свершиться.

Юношеская привязанность и тревога за милую ему девочку не давали юнге заснуть крепко.

И хорошо, что так случилось, — иначе, пожалуй, его не разбудило бы яркое пламя, около полуночи вспыхнувшее на море, на траверзе «Катамарана». А если бы он не проснулся, ни ему, ни его трем спутникам не пришлось бы, пожалуй, больше увидеть человеческое лицо, разве только в предсмертной агонии, взглянув в глаза друг другу.

Озарив далеко кругом темные воды океана, пламя осветило спящих катамаранцев. Оно сверкнуло юнге прямо в глаза — и Вильям проснулся.