Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Постепенно сотрудники НКВД перестали задавать вопросы и самим себе. Зачем спрашивать у ночи, почему она темна? Нужно просто дождаться утра. Но наступит ли оно?

Между тем трагическая ситуация не всеми воспринималась одинаково. Едиными были лишь страх, неуверенность, но отнюдь не возмущение. Неправедные дела ведь начались давно. Но труд – хотя далеко не все здесь трудились одинаково – являлся альтернативой гнетущей неизвестности, ожиданию, надежде на изменения к лучшему.

Для одних это была возможность продемонстрировать абсолютную преданность партии, любовь к вождю и верность строю. Для других работа была отдушиной. Однако пронизанная неуверенностью, сомнениями, страхом обстановка в наркомате отражалась на умонастроениях значительной части оперативного состава, невольно сказывалась на результатах деятельности.

Атмосфера постоянного страха и неоправданной подозрительности особенно угнетала старых работников ВЧК и ОГПУ, сотрудников ИНО, разведчиков-нелегалов, рисковавших жизнью во имя идеалов, в которые они беззаветно верили. Увы, таких бесценных профессионалов оставалось немного. Большинство сгинули в безвестных могилах. Об их делах вспоминали полушёпотом. О некоторых намёками давали понять, что они ещё находятся под следствием, держатся из последних сил, отвергая приписываемые им небылицы.

Как и следовало ожидать, сгустились тучи и над Судоплатовым. Подошёл и его черёд. Предстояло разбирательство «личного дела о потере бдительности», а за ним исключение из партии. Затем следствие, которое непременно выявит его «причастность к терроризму, шпионажу в пользу империалистического государства, попытке свергнуть советский строй».

Машину запустили, и Судоплатов понимал, что его ждёт. Приготовил тёплые вещи, предупредил родных, подготовился к самому худшему. Правда, предстояло ещё партсобрание, на котором коммунисты-сослуживцы должны будут высказать своё отношение к совершённым Судоплатовым «проступкам». Вряд ли кто-либо осмелится поставить под сомнение инкриминируемое ему обвинение. Даже попытка обойти вопрос стороной или отмолчаться, как правило, вызывала подозрение, за что приходилось сурово расплачиваться. Порой свободой, даже жизнью. Поэтому не могло быть и речи о том, что кто-то решится заступиться за обсуждаемого, попытаться доказать абсурдность обвинения. И не только потому, что это означало прослыть сообщником, но и потому, что результат был предрешен. Опровергать его, значило рисковать собой.

Выступавшие осуждали, разоблачали, клеймили… Бездоказательно, зато с пеной у рта. Главное – поддержать обвинение, накал разоблачительных страстей, а заодно заявить о своём высоком патриотизме, подлинной революционной бдительности, большевистской непримиримости к проискам врагов народа.

Это делалось нередко из шкурных интересов. Слишком уж благоприятным оказывался момент для сведения личных счётов, получения личных выгод. Естественно, при отсутствии у человека такого понятия, как совесть.

Аппетит у людей этой категории возрастал, когда дело шло о вышестоящем начальстве, ибо при особом старании это открывало виды на должность репрессированного, его квартиру… По иронии судьбы приобретенные блага нередко оказывались временными: обвинитель мог вскоре занять место обвиняемого, и сюжет повторялся.

Такое было время.

Павел Судоплатов, как и большая часть молодёжи двадцатых годов прошлого столетия, активно участвовал в общественной жизни: в 1922-м вступил в комсомол, в феврале 1926-го стал кандидатом в члены партии, а два года спустя и членом КП(б) Украины. Жил, учился, трудился, помогал развитию украинской культуры в Мелитополе. Украина как родина и среда обитания, её культура, традиции, – всё это было ему близко.

Украинский язык тогда изучался в партийных и государственных учреждениях. Местная газета «Радянский степ» перешла на украинский язык, появилась «Литературная Украина» – орган Союза писателей Украины. Её художественная литература получила возможность широкого развития. Украинский язык всё больше распространялся в республике.

Одновременно шёл активный процесс интернационализации культуры, межнациональные браки стали обычными. Всё это, вместе взятое, воспринималось ревнителями национальной идентичности весьма болезненно.

Аналогичное отношение к национальному вопросу бытовало и среди членов партии. Они пытались рассматривать интернационализацию отношений как угрозу национальной самобытности народа – его культуры, языка, традиций. Настойчиво звучали требования ускорения темпов украинизации «любой ценой», включая русский пролетариат, живущий на Украине. Перегибов как в одну, так и в другую сторону было предостаточно.