Александр Сладков - Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

Я стою на тумбочке. В смысле не сверху, а рядом, но в армии так говорят: «стоять на тумбочке». Я дневалю. Ну, то есть нахожусь напротив входной двери. Пялюсь на нее во все глаза. Вдруг войдет кто-то из руководства Вооруженных сил СССР. Старшина, например.

Короче, это первый в нашей ротной истории наряд. И он мой. Старшина Бобкин днем вызвал меня из строя, сообщил, что, мол, я, курсант Сладков, один из избранных. Поздравил. Отправил готовиться.

Я полистал устав. Белиберда какая-то. Покемарил на сваленных в бытовке плащ-палатках и валенках. И наряд начался.

По уставу нас, дневальных, трое. У тумбочки обязательно должен находиться один из них. Пожар, землетрясение, ядерная война – эти мелочи старшину не волнуют. Два шага в сторону, и ты совершаешь воинское преступление под названием «сойти с тумбочки». О наказании за это мы предупреждены.

– Будете очко драить у меня целую неделю!

Так нам пообещал старшина. Стоят обычно по два часа, меняя друг друга. Есть еще и дежурный. Он покрикивает на «свободных» дневальных, заставляя работать. И те пашут сутки напролет, как папа Карло!

Вечереет. Тоска. Тумбочка. У входа в стеллажах строем висят шинели. Без погон и шевронов. Серый цвет. Господи, тоска-то какая. Неужели мне предстоит провести в этих хмурых стенах четыре года?.. Не армия… Тюряга прям. Со мной в наряде земляк, Вовка Омельченко. Омеля. Тоже из Монино. Ходит, вон, ровняет шинели, насвистывает. Настроение у него хорошее. Каждому свое.

Ночью сержант Загоруй и еще один дневальный отправляются спать (по уставу – отдыхать лежа). На страже Родины остаемся я и Вова. И вот проходит пара минут, и Омеле в голову приходит гениальная мысль. Я, говорит, пойду посплю, а ты стой. Потом поменяемся.

Ну стою. Муторно. Время как каучук. Не течет, а тянется. Не сходя с тумбочки, перематываю портянку. Стоя. Скрип двери. На пороге здоровенный полковник. На рукаве кителя повязка: «Дежурный по училищу». Замираю, держась за тумбочку, стоя на одной ноге, и одновременно подаю команду (сержант научил):

– Дежурный по роте на выход!

Полковник одобрительно кивает и, заложив руки за спину, прохаживается вдоль висящих на стене стендов. Там боевые листки, стенгазета и еще всякая дребедень, оставшаяся от прежних обитателей этой казармы. Проходит пять минут, десять… Полковник поглядывает на часы.

– Ну где твой дежурный?!

– Спит.

Полковник открывает рот и ловит воздух, как ловец жемчуга, вынырнувший из воды. Он глотает слюну, морщится, как при ангине, и шипит, словно удав:

– Что???!!! Сюда мне его!!!

Я, недовольно фыркнув, покидаю тумбочку, иду искать.

А где он, этот Омеля? Рота «китайская» – не сто человек, а все двести. Рыскаю в темноте. Фонарик бы… О! Нашел! Земляк-Вольдемар в трусах и майке валяется на своей заправленной койке. Ремень со штык-ножом висит на спинке стула.

– Вставай! Вова, вставай!

– Что там?

– Дежурный по училищу приперся! Тебя спрашивает!

– Скажи, что я сплю…

– Да говорил! Он какой-то ненормальный, тебя требует!

– Ладно, иду.

Без слов возвращаюсь обратно и застываю оловянным солдатиком рядом с тумбочкой. Полковник вышагивает вдоль шинелей. Взгляд на часы. Угрожающее сближение. Багровое лицо в двух сантиметрах от моего. Глаза бешеные. Он выдавливает слова по слогам, сквозь сжатые зубы:

– Где де-жур-ный?

Снова бегу в спальное помещение. Омеля опять спит.

Валяется, гад, поперек койки! Бриджи натянуты до колен. Синие армейские трусы распластаны, как пеньюар. Белесые ляжки светятся в темноте. Затылок на пузе соседа. Я бью земляка сапогом. Со всей силы.

– Блядь, Омеля, подъем! Этот полковник меня задолбал! Бегом на выход!

Если б не Кутергин (я выучил фамилию этого человека), а какой другой офицер… Мандец бы нам! Всему наряду! Лично я на его месте никого бы не пощадил! Поднял бы старшину, вызвал бы офицера, ответственного по батальону… И плевать, что ночь, что это первый в жизни наряд… Это была бы расправа. Да-да, расправа… За годы службы я узнал, что это такое. Успел… На себе ощутить. И, надо сказать, частенько по делу. Хотя… Разные козлы попадались.

Дежурный по училищу Кутергин дождался Омелю и молча ушел. Теперь спать ухожу я. Омеля против. Не волнует. Моя очередь.

КМБ. Это страшная аббревиатура. «Курс молодого бойца». Тридцать дней. Месяц, который потом до смерти снится каждому, кто начинал воинский путь в качестве рядового. Это месяц, за который тебя превращают в мужчину. Другие мужчины.