Алексей Исаев - 22 июня — 9 мая. Великая Отечественная война

Однако помимо преимущества с оттягиванием войны и образовавшейся в связи с этим паузой на перевооружение Мюнхен принес политические и военные убытки. Во-первых, военный и экономический потенциал Чехословакии фактически был подарен Гитлеру. Во-вторых, фюрер укрепился в своем мнении о политиках демократических стран как «червяках». В-третьих, следствием мартовских событий 1939 года стал вопрос о «косвенной агрессии», ставший одним из камней преткновения на будущих переговорах с Москвой. Наконец последнее и самое главное с точки зрения истории пакта Молотова-Риббентропа – в глазах советского руководства доверие к Великобритании и Франции как к потенциальным союзникам СССР оказалось серьезно подорвано.

События марта 1938 года, знаменовавшие собой провал политики Чемберлена в Мюнхене, заставили принять срочные меры. 31 марта свои односторонние гарантии Польше дала Великобритания, несколько позже к ним присоединилась Франция. 13 и 14 апреля такие же односторонние гарантии были даны Турции, Греции и Румынии. Формулировка была вида: «Французское правительство будет считать себя обязанным немедленно оказать ему (правительству страны. – Прим . авт . ) всю помощь, которая в его силах». Уже 14 апреля советскому полномочному представителю в Лондоне И.В. Майскому британским министром иностранных дел Галифаксом было прямо сказано: «Не считало ли бы Советское правительство возможным дать, как это сделали Англия и Франция в отношении Греции и Румынии, одновременную гарантию Польше и Румынии». Почти идентичное предложение в Париже получил полпред Я.З. Суриц. Формулировка, правда, была немного иная. Французы предлагали договориться о том, что «в случае, если бы Франция оказалась в состоянии войны с Германией вследствие помощи, которую она предоставила бы Польше или Румынии, СССР оказал бы ей немедленную помощь и поддержку».

Премьер-министр Великобритании в 1937-1940 годах Невилл Чемберлен (1869-1940). Он был младшим братом в семье и всю жизнь мечтал сделать что-то исключительное, превосходящее достижения других Чемберленов. Очередной политический кризис в Европе был для британского премьера как нельзя кстати

Советский нарком иностранных дел В.М. Молотов на приеме у Адольфа Гитлера в рейхсканцелярии. 13 ноября 1940 года. В качестве переводчика выступает немецкий дипломат Густав Хильгер. На заднем плане – немецкий дипломат Вальтер Хевель (слева) и начальник штаба Верховного главнокомандования Вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель (справа)

Помимо обращения к советским полпредам на следующий день, 15 апреля, последовал демарш посла Великобритании в Москве. Посол Сидс встретился с Литвиновым и прямо задал вопрос: «Согласно ли Советское правительство сделать публичное заявление?» Так СССР недвусмысленно предложили присоединиться к гарантиям на случай агрессии Третьего рейха. В ответ 17 апреля было сформулировано советское предложение о заключении договора. Подписание многосторонних политических, а тем более военных союзов было на тот момент практически исключено. Поэтому наиболее реалистичным вариантом было соглашение между ведущими европейскими державами с предоставлением гарантий осколкам рухнувших империй и другим государствам. Союзников устраивали декларации, а Советский Союз хотел формального договора. Более того, Сталин в первую очередь был заинтересован в гарантиях Прибалтике. В Латвии, Литве и Эстонии проживало немало этнических немцев, и советское руководство не исключало развития событий по чехословацкой модели марта 1939 года – капитуляции государства под угрозой применения военной силы. Такой сценарий получил наименование «косвенной агрессии». Ввод немецких войск в прибалтийские страны привел бы к образованию опасного для Советского Союза плацдарма в двух шагах от Ленинграда, создавая угрозу не просто «колыбели революции», а важному центру военной промышленности и возможности захвата морских «ворот» СССР. В отличие от прямого военного вторжения подобная «косвенная агрессия» требовала выверенных и точных формулировок договора о взаимопомощи.

Усложнялась ситуация также взаимным недоверием сторон. У СССР перед глазами был Мюнхенский сговор. Союзники же слишком хорошо помнили звучавшие еще не так давно из уст советских лидеров слова о Мировой революции и не исключали, что сам Сталин может стать инициатором «косвенной агрессии». У России имелся отрицательный опыт 1915 года, когда страна попала под главный удар немецких войск, потеряла большую территорию, но крупного наступления на Западном фронте, несмотря на заранее достигнутые договоренности об использовании войск, так и не дождалась. Летом 1939 года СССР предлагалось ввязываться в войну, не имея вообще никаких твердых обязательств со стороны союзников. В 1942 году, во время визита британского премьер-министра Уинстона Черчилля в Москву, Сталин сказал ему: «Английское и французское правительства и не думали воевать в случае нападения на Польшу а больше надеялись на то, что дипломатическое единство Англии, Франции и России отпугнут Гитлера. Мы были уверены, что оно его не напугает». Другими словами, советское руководство в 1939 году было уверено, что нужно будет воевать. Естественно, публично признавать за собой прагматичную и со всех сторон обоснованную «позицию войны» было не слишком удобно. Как бы то ни было, война приносит народу жертвы и страдания. Даже если она сравнительно короткая и победоносная. Поэтому говорить на всю страну «мы хотели для вас скорой войны» было бы неразумно. Все это породило замысловатую легенду о вселенском заговоре изоляции Советского Союза, которая предлагалась в качестве официальной советской позиции в послевоенные годы. Она была удобна в период «холодной войны»: тогдашние противники СССР дополнительно демонизировались.