Владимир Поляков - Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945

Факт по списку: 493; летчики – 62; летнабы – 69; стрелки-радисты – 59; авиатехники – 68; авиамеханики – 56; мотористы – 62; оружейники – 20.

Боевых самолетов: СБ – 59 ед., из них исправных – 46; неисправных —13.

Кроме того: СБ – 1 учебный; У-2 —1 связи;

Степень боевой готовности к полетам:

экипажей: днем – 60, ночью – 6; на больших высотах – 38;

звеньев: днем – 20, ночью – 2, на больших высотах – 12;

эскадрильи: днем – 5, ночью – 0, на больших высотах – 3» [4, с. 104].

В следующем письме поступил список всего полка с указанием числа боевых вылетов на 20 февраля 1940 года.

Многие фамилии мне были хорошо знакомы, так как они часто упоминались родителями. Я знал, что отец летал в экипаже Фролова, что и подтвердилось архивными документами: младший летчик лейтенант Фролов Василий Николаевич, начальник связи эскадрильи старший лейтенант Поляков Евгений Матвеевич, воздушный стрелок-радист младший командир Козаченко Григорий Алексеевич.

Благодаря тому, что, наконец, появились сведения о его имени и отчестве, удалось проследить его дальнейшую судьбу.

Погиб Василий Фролов ориентировочно 22 августа 1942 года. К этому времени он уже был старшим лейтенантом, заместителем командира эскадрильи 215-го сбап.

Стрелок-радист экипажа старшина Григорий Козаченко продолжал служить в 39-м полку и погиб в январе 1943 года.

Запомнилась отцу Финская война полным отсутствием каких-либо видимых ориентиров: кругом снег, снег, снег. Их основным противником в воздухе, по его словам, были английские истребители, которые иногда доставляли достаточно много хлопот. После одного вылета техники обнаружили в кабине две дырки от пуль и вставили в них камышинку. Изумило их то, что, кто бы ни садился в кабину, камышинка упиралась прямо в голову. Отец вновь сел на свое место, и тогда все увидели, что камышинка прошла рядом со шлемом. Отец снял его и обнаружил царапину. Много лет спустя, когда я, пятнадцатилетний юноша, гордо заметил, что стал выше отца ростом, он рассказал мне эту историю о камышинке и о том, что, будь он на пару сантиметров выше, меня не было бы на свете.

В один полет в составе их экипажа отправился кинооператор из Москвы. Он так увлекся съемкой, что далеко высунулся из кабины, а далее произошло непоправимое – в руках державшего его за ноги отца остались валенки, а кинооператор вывалился из самолета. Случай этот не имел никаких последствий. В Москву сообщили, что кинооператор «погиб при исполнении обязанностей во время боевого вылета», что, в сущности, было истинной правдой.

Однажды в Лодейное Поле приехал начальник Политического управления РККА Лев Мехлис. Он потребовал созвать на совещание всех комиссаров частей, и когда все собрались, то оказалось, что комиссар одной из эскадрилий 39-го полка Бакурадзе отсутствует. Причина уважительная – он совершал боевой вылет. На Мехлиса факт боевой работы комиссара произвел неизгладимое впечатление. Дождавшись его прилета и лично увидев, как тот, усталый, выбирается из самолета, на котором были видны пробоины, Мехлис, ничего не сказав, уехал, но уже на следующий день пришел приказ о награждении Бакурадзе орденом Боевого Красного Знамени. За всю Финскую войну это было пока единственное награждение в полку, и такое вот несуразное. Бакурадзе, скромного парня, прекрасного человека, не подначивал в те дни разве что ленивый.

Именно на Финской отец неожиданно для себя осознал, что теперь он больше начальник связи, нежели штурман. Дело в том, что еще в Быхове на всех штурманов звеньев были возложены дополнительные «общественные» обязанности: друг отца Володя Бабенко стал начальником химической подготовки, Сергей Рябиков – начальником парашютно-десантной службы эскадрильи, Евгений Поляков – начальником связи эскадрильи.

Думаю, что это назначение не было случайным. Дело в том, что его отец, Матвей Поляков, еще до революции был механиком Симферопольского телеграфа. Какое-то время на аппаратах Бодо работала телеграфистской моя бабушка, и потому детство отца проходило среди этого телеграфно-телефонного хозяйства.

После одного особенно трудного боевого вылета, когда экипажи вернулись домой, на отца набросился кто-то из старших командиров и стал распекать за плохую связь с эскадрильей. Отец оторопело молчал, а его друг Володя Бабенко от такой несправедливости даже заплакал.

Финская война для отца имела неожиданное продолжение лет сорок спустя. Вместе с мамой он поехал в санаторий Министерства обороны, расположенный в городке Кексгольм, что неподалеку от Ленинграда. Из санатория поехали на экскурсию на знаменитый остров Валаам. Вот тут у отца произошло дежавю. Слушая экскурсовода, он постоянно испытывал странное чувство, что все это уже видел. Наконец его осенило, и, прервав ее рассказ, он неожиданно выпалил: «Но ведь этот остров принадлежал финнам, и я прекрасно помню, как бомбил этот монастырь!»