Вильгельм Люббеке - У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945

Прошли две с половиной недели, как мы прибыли в Хель. Как-то днем Юхтер стоял рядом со зданием, где мы жили, когда внезапно нас начала обстреливать русская артиллерия. Застигнутый врасплох на открытом месте, он был ранен в бедро осколком шрапнели. Узнав от санитара о его ранении, я попросил полкового врача осмотреть его.

Наблюдая за тем, как врач бинтует ногу Юхтера, я спросил, не стоит ли наложить жгут, чтобы остановить кровотечение. Врач заверил меня, что в этом нет необходимости, поскольку ранение не смертельное.

Закончив перевязку, врач посоветовал мне перенести Юхтера в полевой госпиталь, оборудованный в бетонном подземном бункере, расположенном в 70 метрах от нас. Что я и сделал с помощью санитаров.

Вдоль стен бункера лежали раненые, сваленные как дрова. Найдя дежурного врача, я сказал ему, что у меня тяжелораненый солдат, который нуждается в тщательном уходе. Он ответил: «Да, конечно, я вас понимаю, но войдите в мое положение. Необходимо соблюдать очередность. Положите его здесь, и мы позаботимся о нем». Наклонившись к Юхтеру, я заверил его: «Завтра я проведаю тебя».

На следующее утро, когда я вернулся в госпитальный бункер, мне сообщили, что ночью Юхтер умер. Вероятно, он скончался от шока и потери крови. Я с трудом сдержал себя. Его можно было спасти. Во всем был виноват полковой врач, который так и не наложил жгута. Мне пришлось пережить гибель многих боевых товарищей, но смерть Юхтера казалась мне бессмысленной жертвой.

Я остался в одиночестве. У меня не было ничего – один мундир и пара револьверов. Я обдумал сложившееся положение. Приказ был при мне, и теперь у меня появилось больше причин покинуть Хель.

Вечером на следующий день я прошел к порту, находившемуся на расстоянии около 500 метров от моего расположения, чтобы разведать обстановку. И тут мне выпал редкий случай, изменивший мою судьбу.

Около четырехсот полностью экипированных солдат были построены недалеко от дока. Было очевидно, что они собираются оставить Хель. Я решил следовать вместе с ними, куда бы они ни отправлялись. Перебросившись парой слов с солдатами, которые говорили с силезским акцентом, я узнал, что их пехотное подразделение готовилось отплыть в Германию.

Было довольно странным, что никто не спросил меня, кто я такой и куда я направляюсь, ни в Хеле, ни когда я возвращался с фронта. Возможно, это было из уважения ко мне, как офицеру, к мундиру обер-лейтенанта, хотя я уже имел присвоенное мне в марте звание капитана. А возможно, это было следствием нараставшего в тылу хаоса.

Лишь только стемнело, был дан приказ на отплытие. Я поднялся на борт небольшой баржи с двумя сотнями солдат. Спустя полчаса, когда баржи прошли расстояние в полтора километра, неожиданно над нами нависла огромная тень. Это новейший немецкий эсминец готовился к морскому переходу в Германию.

Когда мы взобрались по трапу на борт судна, нас тепло встретили матросы, которые разместили нас, где только было можно. Солдаты расположились на ночь, обещавшую быть холодной, на палубе, а меня пригласили в одну из кают внизу.

Несмотря на недавние случаи торпедных атак против немецких судов, направлявшихся в Германию, я впервые почувствовал, укладываясь в койку, какой-то проблеск надежды на спасение. Что ждало нас?

Рано утром меня разбудил матрос. «Господин обер-лейтенант, война закончилась», – произнес он угрюмо.

Было 9 мая 1945 г.

Вспоминая прошлое, я могу сказать, что мой удачный побег из Хеля, возможно, спас меня от выбора между русским пленом и самоубийством. В тот момент, когда я узнал о нашей капитуляции, я не испытал никаких чувств – ни радости, ни печали. Я был сбит с толку, остро ощущал потерю всего того, что мне было привычно, и мучительную неизвестность дальнейшей судьбы – моей и Германии.

Всего пять лет прошло после того, как Вторая мировая вой на закончилась для меня на том эсминце, и вновь зловещее предчувствие новой войны с Россией овладело мной.

Я знал, что такое война. Невыносимая пыль и жара летом. Пронизывающий до костей холод зимой. Непролазная грязь осенью и весной. Ненасытные комары и вечные вши. Лишение сна и физическое истощение. Пули, свистящие в воздухе. Разрывы снарядов и бомб, сотрясающие землю. Смрад от разлагающихся трупов. Постоянный страх плена и смерти. Гибель товарищей. Отупляющая жестокость. Болезненное расставание с близкими и любимыми.

Напряжение в отношениях между Советским Союзом и Западом постепенно нарастало во второй половине 40-х гг., и призрак войны опять омрачил наше будущее. Мне едва удалось выжить в тяжелейших боях в России, и теперь меня снова начала угнетать мысль, что меня неизбежно ожидают поля сражений. Я был молодым по возрасту ветераном, служившим в вермахте младшим офицером, и было несомненно, что бундесвер Западной Германии призовет меня в свои ряды, если разразится война. Но я не хотел этого.