Дмитрий Дёгтев - Хроники ближнего бомбардировщика. Су-2 и его экипажи. 1941–1943

– Ну как? – спрашивает инструктор.

– Ничего не понял, – ответил я.

– Ну, ничего, потом поймешь, – подбодрил меня мой наставник» .

Весной 1936 года территория аэродрома отошла в ведение Волгостроя, так как оказалась на месте будущего Рыбинского гидроузла, в связи с чем полеты временно прекратились. Только в конце лета была выбрана новая площадка в районе деревни Воробьевка в 13 км от Рыбинска. Полеты выполнялись на двухместном учебном самолете У-2 – знаменитом «кукурузнике». Все «сталинские соколы» тогда начинали свою карьеру с этого знаменитого неказистого и тихоходного биплана, который позднее, в годы войны, переоборудовали в легкий ночной бомбардировщик. А самым памятным днем в жизни Самочкина, по его собственному признанию, стал первый самостоятельный вылет на этой машине.

«Помню, дал мне инструктор два полета по кругу, повторил все еще раз, я все выполнил в точности, затем проверку проводил начальник аэродрома Бабашов. Он вылезает из самолета и дает разрешение на самостоятельный вылет.

Меня охватило волнение, даже ноги предательски подрагивали. Это была не боязнь, не трусость, а прилив чувств и радости, что я сию минуту улечу в пространство вместе со своим другом У-2. И вот я на старте, проверил мысленно, все ли в порядке, и уже безо всякого волнения даю опережение и газ. Мотор увеличивает обороты, работает отлично. Самолет плавно набирает скорость, ставлю его в горизонтальное положение, для этого поднимаю хвост движением ручки от себя. Скорость самолета все больше и больше, и вот он отрывается от земли, я выдерживаю его и через некоторое время перевожу в угол набора высоты. Все делал так же, как и раньше, за исключением того, что почувствовал облегчение. Ведь теперь я летел один. Произвожу первый разворот, второй, осматриваюсь, в воздухе никого. Вижу на земле посадочное «Т», строю маршрут по нему.

Такое чувство свободы, никто меня не подправляет, не подсказывает, передняя кабина пуста, голова инструктора не маячит впереди, не мешает наблюдению за горизонтом. Через передний козырек отлично вижу все приборы. Мне показалось, что машина идет гораздо спокойнее без наставника. Произвел третий разворот, рассчитал, когда сбавить газ, перешел на планирование, четвертый разворот, убедился, что машина идет правильно, тогда переключаю внимание на землю, нормально выровнял, подвел пониже и точно приземлился у самого знака. Зарулил в ворота, инструктор подходит сияющий:

– Вот так мои «фонари» летают, учитесь! Молодец, Самочкин, давай еще такой же полет, только ближе делай третий разворот, ясно?

– Ясно, товарищ инструктор!

И снова в воздухе, правильнее построил «коробочку» (так называется полет по кругу), но чуть промазал с посадкой, но это нормально. Вылезаю из кабины довольный, сияющий. Ведь это самый памятный день в моей жизни. Мечты осуществляются, подхожу к начальнику аэроклуба и докладываю:

– Товарищ начальник, курсант Самочкин произвел два самостоятельных вылета, имеет 44 провозных полета, с общим временем налета пять часов десять минут. Разрешите получить замечания.

– Молодец, Самочкин, так надо летать всегда.

– Есть так летать всегда!» [7]

Вскоре наступила зима, и аэроклуб вынужден был перебазироваться уже в Мологу – древний город на низменном берегу Волги, который спустя всего несколько лет окажется в зоне затопления огромного Рыбинского водохранилища. Тем временем клуб получил еще три У-2, в итоге парк учебных самолетов достиг пяти штук. Городские власти Рыбинска предлагали на время учебы вовсе освободить курсантов от работы, но дирекция завода, загруженного срочными правительственными заданиями, согласилась только на предоставление административных отпусков. Но Самочкина это конечно же тоже не остановило, и он упорно продолжал учебу. Вставать приходилось в 3 часа утра, а уже в 4:30 курсанты поднимались в холодное зимнее небо. Все как на настоящей войне! При этом ребятам приходилось периодически решать еще и административно-хозяйственные вопросы, в частности, хлопотать о доставке бензина на аэродром.

Учеба была сопряжена и с немалым риском.

«Помнится мне один случай, – вспоминал Анатолий. – Пришел я из зоны, выполнил задание, зашел на посадку. На высоте 30 метров по инструкции нужно все внимание перевести на землю, а я почему-то заглянул в кабину, смотрю, у меня скорость по прибору около 70 км/час, а высота уже 5 метров, я знал, что на планировании нужно держать скорость 100 км/час. Отдал ручку от себя, пока все это выполнял, совсем потерял высоту, да как саданул колесами о землю. Только теперь и почувствовал, что она рядом. Конечно же, ручку управления на себя. Мой «конь» как взмыл вверх метров на пятнадцать, естественно, потерял скорость, газ-то был с опережением убран. Самолет стал падать. Вижу, что дело неладное, дал газ, а опережения нет, да к тому же резко. Мой бедный мотор чихнул два раза и замолк. Я даю вновь газ – сначала опережение, затем медленно прибавляю, слышу, мотор ожил и затарахтел. У меня отлегло от сердца. Командиры и курсанты, бывшие на старте, замерли в ожидании, что будет дальше. А Бабашов схватился за волосы, глаза закрыл и присел. Думали, «хана» моему самолету вместе со мной. В передней кабине за пассажира летел Виктор Еремин, когда я выправил положение, он оглянулся, покачал головой и улыбнулся. Повторно зашел на посадку как положено. Посадил самолет отлично. Зарулил к месту стоянки, вышел из кабины и докладываю инструктору: