Второй поезд стоял вне ограды, на путях, рядом с бывшими казармами железнодорожного полка. Рядом с ним, в одном из помещений, была организована полевая телеграфная контора для всех неоперативных телеграмм; в этой же конторе в маленькой отдельной комнате помещалось наше морское телеграфное отделение, связывающее нас прямыми проводами с Морским генеральным штабом в Петрограде (в это время С.-Петербург, под давлением общественного мнения, был переименован в Петроград) и помощью аппарата Бодо с трансляцией на полпути, с Графской пристанью в Севастополе, связывая нас со штабом Действующего флота Черного моря. Ввиду долгого уже нахождения Ставки на одном месте и громадной работы ее, многим управлениям Штаба уже пришлось частично выселиться из поезда и организовать канцелярии, как мы называли «на берегу», то есть в казармах. Особенно большая письменная работа лежала на Управлении дежурного генерала и на Управлении военных сообщений, канцелярии которых невольно сделались очень громоздкими. Морское управление тоже было принуждено занять канцелярию в казармах и там вести всю текущую конфиденциальную работу. Вся же оперативная работа и шифровка велась нами в нашем вагоне. Вагон начальника Морского управления был очень хороший вагон: 1-го класса Николаевской железной дороги с кожаными диванами. Как начальник управления, так и каждый из нас имел в вагоне отдельное купе.
Иностранные военные агенты [53] По современной терминологии – военные атташе. – Примеч. Н. К.
жили в поезде Верховного главнокомандующего. Если у них бывали помощники или приезжавшие в Ставку отдельные иностранные офицеры, то они помещались в нашем (штабном) поезде.
В каждом поезде имелось по одному вагону-ресторану, куда все собирались в определенные часы для утреннего и вечернего чая и для завтрака и обеда. Ежедневно из штабного поезда приглашалось несколько человек на завтрак в поезд Верховного главнокомандующего. Таким образом, Верховный главнокомандующий знакомился со всеми чинами своего Штаба. Все трапезы в обоих поездах были чрезвычайно скромными. Блюда были обыкновенные, подаваемые в наших вагонах-ресторанах в мирное время. Вино было исключено вовсе, на столах ставили только воду и так называемый «бабушкин квас».
Ставка Верховного главнокомандующего представляла из себя очень отрадное зрелище скромности и сосредоточенности. Так же как и в других тылах в первое время войны, заметно было тяготение офицеров тем, что они находятся вне боевых действий. Многие старались, несмотря на интерес работы и на почетность положения, устраиваться на фронт. Верховному главнокомандующему пришлось даже отдать особый приказ, в котором он подчеркивал, что служба чинов его Штаба является мозгом наших армий, что перемены в составе Штаба во время войны крайне невыгодны для общего дела и что работа Штаба не менее почетна и нужна России, чем работа в любой другой части наших армии и флотов.
При Ставке находилась небольшая (бывшая полковая) церковь, в которой находилась привезенная в армию чудотворная икона Божьей Матери. В Ставке же находилось Управление протопресвитера военного и морского духовенства. Сам протопресвитер отец Г. Шавельский жил в поезде Верховного главнокомандующего и столовался там же. За завтраками и обедами Верховный главнокомандующий всегда сидел за столиком (в обоих поездах в ресторанах были столики на трех человек) с начальником Штаба и протопресвитером.
С внешней стороны первое, что меня поразило – это тишина, которая царила вокруг Ставки. Сосны, покрытые снегом, чистый, совершенно деревенский воздух, полное отсутствие криков и шума. В тихие ночи первых дней моего пребывания в Ставке были слышны отдаленные удары пушечных выстрелов – это доносилось до нас стрельба 10'' [54] Здесь и далее " – обозначение калибра в дюймах. – Примеч. Н. К.
орудий крепости Осовец, в то время осаждаемой немцами.
В первый же день я явился начальнику Штаба Генерального Штаба генерал-лейтенанту Янушкевичу, который меня знал в бытность свою начальником Военной академии, слушателем которой я был. Также явился я генерал-квартирмейстеру Генерального Штаба генерал-лейтенанту Ю. Н. Данилову. Верховному главнокомандующему я явился несколько позже, при первом же приглашении моем на завтрак.
Наиболее интересная и нервная работа, пожалуй, была в Управлении генерал-квартирмейстера. Там работало несколько штаб-офицеров Генерального Штаба, по личному выбору генерал-квартирмейстера. Кроме сводки сведений о положении противника, там ежедневно, на основании донесений по прямому проводу от главнокомандующих фронтами, производилось так называемое «подымание» стратегической карты театров военных действий. Начиналась эта работа рано – часов в 5 утра, когда соответствующие офицеры являлись в Управление генерал-квартирмейстера, получали от дежурного штаб-офицера полученные за ночь донесения и с помощью офицера Корпуса военных топографов начинали наносить положение нашего и неприятельского фронтов и готовить доклад для генерал-квартирмейстера. Утром в 8 часов являлся генерал-квартирмейстер и принимал доклад, готовясь в свою очередь для доклада начальнику Штаба. Через некоторое время приходил начальник Штаба, изучал обстановку, и затем уже общее положение докладывалось Верховному главнокомандующему, который приходил в управление около 10 часов утра. В это же время был и доклад Морского управления, который делал или адмирал Ненюков, или капитан 2-го ранга Бубнов, в присутствии адмирала Ненюкова. После этого, на основании ночных донесений и выяснившегося положения фронтов, полковник Генерального Штаба А. А. Свечин писал сообщение Штаба Верховного главнокомандующего, которое передавалось немедленно в Петроград для прессы. Если в эту сводку входили морские операции, то эта часть писалась кем-нибудь из нас в Морском управлении и передавалась полковнику Свечину.
Читать дальше