Карл фон Клаузевиц - 1812 год

Так как он скоро убедился в Вильно, что приготовления русских далеко не отвечали грандиозности предстоявшей борьбы, то не без основания у него возникла очень сильная тревога за исход войны. Единственную надежду он возлагал на трудность завершения предприятия, задуманного французами; при этом он считал необходимым сделать все возможное, чтобы добиться диверсии со стороны Англии, Швеции и Германии в тылу у французов. Этот взгляд еще более укреплял его в его намерении совершить поездку в Англию, куда он и отбыл в скором времени.

Все вооруженные силы России на западной границе империи состояли из первой и второй западных армий и резервной армии. Первая достигала приблизительно 90 000 человек, вторая – 50 000, а третья – 30 000, всего, следовательно, около 170 000 человек, к которым надо еще прибавить 10 000 казаков.

Первая западная армия под начальством генерала Барклая, являвшегося одновременно и военным министром, стояла вдоль Немана; вторая, которою командовал князь Багратион, – в южной Литве, а резервная армия под командой генерала Тормасова – на Волыни.

Во второй линии на Днепре и Двине находилось около 30 000 человек из запасных частей и новобранцев.

Верховное командование над всеми силами намеревался взять на себя император. Он никогда не служил в действующей армии, а также не имел командного стажа. В течение нескольких лет в Петербурге генерал-лейтенант Пфуль преподавал ему основы военного искусства.

Пфуль служил в прусском генеральном штабе в чине полковника и оставил прусскую службу в 1806 г. после сражения под Ауэрштадтом, чтобы вступить на русскую службу, где он дошел до чина генерал-лейтенанта, не занимая каких-либо ответственных должностей.

В Пруссии Пфуль пользовался репутацией чрезвычайно талантливого человека. Он, Массенбах и Шарнгорст в 1806 г. были тремя вождями прусского генерального штаба. У каждого из них были свои ярко выраженные особенности, но лишь Шангорст засвидетельствовал на практике свои военные знания. Своеобразие Пфуля было, пожалуй, самым необычным, но в то же время трудно характеризуемым. Он был очень умным и образованным человеком, но не имел никаких практических знаний. Он давно уже вел настолько замкнутую умственную жизнь, что решительно ничего не знал о мире повседневных явлений. Юлий Цезарь и Фридрих Второй были его любимыми авторами и героями. Он почти исключительно был занят бесплодными мудрствованиями над их военным искусством, не оплодотворенными хотя бы в малейшей степени духом исторического исследования. Явления новейших войн коснулись его лишь поверхностно. Таким образом, он составил себе крайне одностороннюю и скудную систему представлений о военном искусстве, которая не могла бы выдержать ни философской критики, ни исторических сопоставлений. Если в его образовании наблюдался почти полный пробел в отношении исторической критики, а в жизни отсутствовало какое бы то ни было соприкосновение с внешним миром, то, с другой стороны, он, вполне естественно, являлся врагом обычного филистерства, поверхностности, фальши и слабости. Та злая ирония, с которой он выступал против этих пороков, свойственных огромному большинству, и создала ему главным образом репутацию крупного таланта, соединявшего глубину и силу. По своей отчужденности и замкнутости он был совершеннейшим оригиналом, но ввиду отсутствия в нем какого-либо чудачества таковым не считался.

При всем том прямолинейность, глубокая искренность, отвращение ко всякой половинчатости и фальши и способность к восприятию всего великого могли бы сделать его человеком выдающимся, способным также и к военной деятельности, если бы его ум, чуждый явлениям внешнего мира, не приходил в полное замешательство, как только этот мир властно вторгался в его жизнь. Автор этой книги никогда не встречал человека, который так легко терял бы голову, который с умом, устремленным на все великое, был бы побеждаем самыми ничтожными явлениями мира действительности. Это было вполне естественным последствием его замкнутого самовоспитания. Впечатлительный и мягкий по природе, он рассудочным путем выработал в себе величие во взглядах и решительность, которые были ему по природе не свойственны. Обособившись от внешнего мира, он не удосужился приучить себя к борьбе с ним в этой чуждой для него сфере. До 1812 г. условия службы никогда не принуждали его к этому. В революционных войнах он большей частью играл второстепенную роль, и лишь по окончании военных действий в качестве генерал-квартирмейстера при фельдмаршале Меллендорфе занял крупный пост. Находясь в составе генерального штаба в годы мира, он, подобно другим офицерам генерального штаба, занимался иллюзорной деятельностью и все время вращался исключительно в мире абстрактных идей.