Андрей Ведяев - Незримый фронт. Сага о разведчиках

Однако царь всё же вступил в войну. Не для этого ли Старца пытались вывести из игры, подослав к нему убийцу? Позднее полиция доносила, что Распутин говорил: «Если бы та потаскушка не пырнула меня ножом, никакой войны не было бы и в помине. Я бы не допустил этого».

Распутин был убит в ночь на 17 (30) декабря 1916 года во дворце Юсуповых на Мойке князем Феликсом Юсуповым, черносотенцем Владимиром Пуришкевичем, великим князем Дмитрием Павловичем (двоюродным братом Николая II) и офицером британской разведки SIS Освальдом Рейнером. Замысел убийства родился в недрах SIS с целью не допустить выхода России из войны. Феликс Юсупов, второй после царя по богатству человек в Российской империи, был завербован еще во время своего обучения в Оксфордском университете в 1909–1912 годах на почве нетрадиционной сексуальной ориентации, вступив в близкие отношения с Освальдом Рейнером, агентом SIS. После начала войны, 15 декабря 1915 года, Райнер был направлен в Петроград, где служил под началом резидента подполковника Сэмюэля Хора – впоследствии министра ВВС Великобритании, министра иностранных дел и одного из авторов Мюнхенского сговора. Освальд Рейнер благодаря своим близким отношениям с князем Юсуповым играл роль связующего звена между резидентурой SIS в Петрограде и высокопоставленными заговорщиками. По мнению ряда современных британских исследователей, именно Освальд Рейнер произвел контрольный выстрел в голову Распутина из револьвера.

Следствие по этому делу, которое вел директор Департамента полиции Алексей Тихонович Васильев, длилось два с половиной месяца, вплоть до отречения Николая II от престола 2 марта 1917 года. В этот день министром юстиции во Временном правительстве стал Керенский, который 4 марта спешно приказал прекратить следствие, арестовав Васильева. Сразу после этого по личному указанию Керенского освободили Хионию Гусеву. Вот телеграмма № 8539 от 15 марта 1917 года: «Поручаю немедленно освободить содержащуюся [в] Томской психиатрической лечебнице Хионию Гусеву обвинявшуюся [в] покушении [на] убийство Распутина, [о] последующем донесите. Министр Юстиции А. Керенский». Вот вам и ответ на вопрос, кто же разрушил империю – вовсе не большевики, а эсеры и стоявшие у них за спиной либералы.

По приказу Керенского начальника полиции Васильева посадили сначала в Петропавловскую крепость, а затем в тюрьму «Кресты», где его допрашивала Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства в связи с обвинениями, выдвинутыми против царя, царицы и погрязших в коррупции в годы войны министров, генералов и чиновников царского правительства. Вся эта камарилья была кровно заинтересована в продолжении войны, против которой выступал Распутин, и фактически погубила империю. Однако Комиссии не удалось завершить свою работу, так как произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, и первым декретом советской власти стал Декрет о мире. Естественно, что большевики продолжили расследование преступлений царизма. При этом часть материалов допросов Комиссии была опубликована в семи томах в 1924–1927 годах под названием «Падение царского режима». В частности, в них содержатся показания последнего министра внутренних дел Российской империи Александра Дмитриевича Протопопова от 21 марта 1917 года:

«ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вам известно значение Распутина в делах Царского Села при Государе?

ПРОТОПОПОВ. Распутин был близким человеком, и, как с близким человеком, с ним советовались»

Это заявление подтверждает ходившие в последние годы царствования Николая II слухи об огромном влиянии Распутина на власть – по одной версии, Старец полностью подчинил себе царя и царицу и самостоятельно правил страной, по другой версии, власть при помощи Распутина захватила Александра Фёдоровна, по третьей – страной правил «триумвират» Распутина, Анны Вырубовой и царицы. Однако Васильев, который вел следствие по делу Распутина и был арестован Керенским, в своих воспоминаниях пишет: «Множество раз я имел возможность встречаться с Распутиным и беседовать с ним на разные темы. <���…> Ум и природная смекалка давали ему возможность трезво и проницательно судить о человеке, только раз им встреченном. Это тоже было известно царице, поэтому она иногда спрашивала его мнение о том или ином кандидате на высокий пост в правительстве. Но от таких безобидных вопросов до назначения министров Распутиным – очень большой шаг, и этот шаг ни царь, ни царица, несомненно, никогда не делали. <���…> И тем не менее люди полагали, что все зависит от клочка бумаги с несколькими словами, написанными рукой Распутина… Я никогда в это не верил, и хотя иногда расследовал эти слухи, но никогда не находил убедительных доказательств их правдивости. Случаи, о которых я рассказываю, не являются, как может кто-то подумать, моими сентиментальными выдумками; о них свидетельствуют донесения агентов, годами работавших в качестве слуг в доме Распутина и, следовательно, знавших его повседневную жизнь в мельчайших деталях. <���…> Распутин не лез в первые ряды политической арены, его вытолкнули туда прочие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи… Эти предвестники революции стремились сделать из Распутина пугало, чтобы осуществить свои планы. Поэтому они распускали самые нелепые слухи, которые создавали впечатление, что только при посредничестве сибирского мужика можно достичь высокого положения и влияния».