Андрей Загорцев - Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота

— Куда прешь, салага, ты мне, падла, сегодня чуть ухо не отстрелил…

Хм… ну вот, началось. Все нормально со всеми, ровные отношение и тут на тебе — какие-то нелепые предъявы. Ну моложе я их по призыву, не спорю, но все равно мы здесь все молодые, что ерепениться-то. Или, как сказал наш командир, в группе нет явных лидеров, и эти два брата-акробата теперь пытаются это компенсировать. А что, я вариант самый подходящий, самый молодой по призыву, тем более из «Сапогов» — можно и с меня начать.

Я стоял, молчал. Сзади подошли еще пара матросов и со скучающим видом стали прислушиваться к разговору.

— Короче, «сапог», ты мне за ухо должен, сейчас идёшь на камбуз, шаришь нам что-нибудь похавать? Тебе ясно?..

Я промолчал и потихоньку отступил назад. В казарме у нас кубриковая система: группа, все десять человек, живут в одном кубрике. Других групп нет. Все уехали на ночные занятия и стоят в наряде. Старых матросов в казарме никого, замкомгруппы и командир уехали уже домой. Дежурный по части если заглянет, то только на отбой. Оставшийся за старшего в группе, старшина второй статьи Федосов, ушел в другую роту к землякам. Обстановка что надо, за меня здесь никто не встанет: я здесь новенький. Оставшиеся семь человек будут смотреть и не вмешиваться. Я пока еще ни с кем не сдружился — так, перекидывался парой слов, не более того.

Короче, я попал. В учебке не было, а здесь все-таки есть. И почему-то в своей же группе. Из других рот на нас внимания старослужащие вообще не обращали, как будто нас нет.

Принято здесь так, мы еще никто и с нами даже разговаривать нет смысла, а заговорить с молодым или озадачить его чем-то — это будет ниже достоинства разведчика-водолаза. У них какая-то своя иерархия, которую мы так ни хрена еще и не поняли. Я сперва даже удивлялся, почему мы для них как бы не существуем, а теперь, кажется, понял. Группа — это свой маленький обособленный мирок, со своими внутренними устоями. В роте тоже есть своя иерархия, но все начинается в группе: какую социальную планку займешь, тем и будешь в роте и во всей части, так к тебе и будут относиться. Но это всё обдумается и поймется потом, а сейчас что-то надо делать. Я снова отступил назад к самым умывальникам.

— Слышь, баклан, что ты пятишься, как краб, сюда иди, — зашипели на меня уже в два голоса.

Но на этот раз провидение спасло меня, появился дежурный по части, которого наш командир попросил за нами присмотреть. Пришлось строиться, считаться, сбегали за Федосовым, целый час, стоя в строю, отжимались, минут сорок прыгали на шконки, потом марафетили кубрик и палубу и снова отбивались. Когда дежурный ушёл, сил ни у кого уже не осталось, как я понял, разборки со мной отодвинулись на недалекое будущее.

А с утра пришёл хмельной командир группы, и мы бежали очень долго и далеко. Потом бежали по пояс в воде и уже возле казармы, на площадке для отработки приемов рукопашного боя, построились в три шеренги и начали откатывать обязательные комплексы РБ-1. Потом отрабатывали какую-то несложную связку из ударов, которую показал командир. А потом всех посадили полукругом, и командир предложил нам поспарринговаться. И тут после первого короткого боя меня осенило. Командир сам выдергивает кого-либо из круга и приглашает желающих сразиться. Я до поры сидел смирно, а когда капитан-лейтенант выдернул одного из вчерашних матросов, пытавшихся меня напрячь, я, недолго думая, выскочил в песочный круг.

— Итааак, — заорал капитан, — «сапог» против «Киева»… внимание… бой!

Мой соперник даже ухмыльнуться не успел, я сделал то, что сделал с Климом в учебке, со всей дури и ненависти под максимально острым углом, чтобы за один раз. Попал, попал шнуровкой ботинка в бедро. И сразу, не останавливаясь, чуть переместив ноги, второй раз со всей дури. Но второго раза и не потребовалось, второй удар пришёлся в плечо и откинул моего соперника в сторону. На площадке стало тихо.

— Ты что творишь, — удивлённо сказал командир, — а если бы ты сейчас ему в голову попал?! Ты бы его убил!

Я как можно очаровательней улыбнулся, стараясь не скорчить гримасу от боли в саднившем подъеме голени.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите, я сам выберу из круга, — пошёл я «ва-банк».

— А надо ли? — засомневался командир, потом махнул рукой: — Давай, только осторожней, вполсилы, что ли…

— Так я сейчас в одну треть бил, — нагло соврал я и кивнул второму вчерашнему обидчику, — выходи…

Все в группе молчали и тихо смотрели на побледневшего матроса. Сегодня про этот случай будет знать половина части. У других матросов здесь земляков хватает. У меня пока ни одного. Хотя, по слухам, есть несколько, но познакомиться с ними с бешеным ритмом занятий так и не удалось, да и захотели бы они со мной знакомиться? Так что поддержать меня пока некому. Как Конкин когда-то говорил: «Если матрос опустился, то его уже никто не подымет, кроме него самого». А тут опускаться как-то неохота. Будем рисковать. Надеюсь, мой единственно натренированный удар уже произвел какое-то впечатление.