Андрей Загорцев: Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота

Вот, пожалуй, и все, чем я отличился. На удивление, в роте не было ничего похожего на дедовщину и другие страсти, которыми так любили пугать на гражданке. Не знаю почему, но этого не было. Сержанты пугали, что всё это нам предстоит на своей шкуре испытать в частях, в которые попадем, а пока мы в роте молодого пополнения в учебке. Кто-то из нас после курса пойдет сразу в части, кто-то останется в учебке, обучаться на сержантов, радистов и сапёров. Но это будет потом, а сейчас только изматывающий бег и занятия, занятия с перерывами по расписанию на сон и принятие пищи.

А вскоре на занятиях по инженерной подготовке, когда мы всем скопом изготовляли зажигательную трубку, я снова отличился. Отрезав огнепроводный шнур под углом, для удобства чуть вспорол его и, обломив спичку, засунул её в надрез так, чтобы серная головка плотно лежала на срезе. Прапорщик инструктор, ходивший вдоль шеренги взвода и проверявший правильность изготовления трубки, остановился возле меня.

— Это что за самодеятельность, матрос?

— Товарищ прапорщик, но ведь так же тоже можно, пальцем ведь неудобно спичку прижимать.

— Можно, не спорю, а дальше что делать знаешь?

— Так точно.

— Давай показывай…

Я, взяв у прапорщика капсюль-детонатор, приладил его на другой конец шнура, попросил «обжимы» и соорудил трубку.

— Быстро у тебя, матрос, получилось, а как на время поставить, сообразишь? — ухмыльнулся инструктор.

— Так точно! Товарищ прапорщик, угостите сигаретой.

Хромов, стоявший рядом, услышав мою просьбу, встрепенулся и хотел было высказать своё командирское «фи», но прапорщик, махнув ему рукой, достал пачку «Родопи» и протянул сигарету.

— Дальше показывать?

— Нет, все понятно. Как твоя фамилия, матрос?..

Записав мою фамилию в блокнот, прапорщик отправил меня обратно в строй и продолжил занятия. Я, кроме одобрительного тычка от Синельникова, которому отдал честно заработанную сигарету, заслужил еще пару недоуменных взглядов от сослуживцев.

Кто-то даже прошипел типа «раз…лся». Наплевать, пусть шипит, я его запомнил. Парень откуда-то из Казахстана, вечно ему все хреново, все не так. Вчера ни за что ни про что толкнул на выходе из столовой моего соседа по койке, молчаливого и тихого паренька из Москвы. Синельников, увидев толчок, не задумываясь, отвесил пендаля инициатору. Тот порычал сквозь зубы так, чтобы никто не слышал, и начал теперь постоянно наступать в строю на пятки моему соседу.

Был у меня дружок у отца в части, матрос Конкин, здоровенный, чубатый и вечно веселый ростовчанин, который советовал: «В гальюн веди. А там в морду и с ноги по яйцам, а там по ногам ему “лоу” хреначь как можно сильней. Одного, считай, снес, а остальные уже и бояться будут. А если и замесят толпой, то от страха уже. Так что, малой, не ссы, давай ноги тренировать». Ох, как он мне отбивал ноги! А как я об его твердые, как стальные чушки, бедра набивал подъёмы ног, страшно вспомнить. Так мне его наука и не пригодилась, хотя один и тот же удар я тренировал постоянно то на деревьях, то просто так, оттачивая скорость и углы атаки.

Вечером в гальюне я всё-таки встретился с тем парнем из Казахстана. Фамилию я его так и не упомню. Помню только, что он любил хвалиться, что он из «Сёмска» и они там братвой квартал на квартал бились. Не знаю, как они бились. Но мой сосед-«москвич» в тот момент, когда я заходил, уже выхлестнул своего столовского обидчика одним ударом. Причем самого удара никто и не заметил. Лишь только тело с закатившимися глазами, сползающее тихонько по стеночке. Вот тебе и тихоня. Народу в это время в гальюне было предостаточно. Я помог «москвичу» Славику поднять отрубившегося матроса и привести того в чувство, побрызгав ему в лицо водой. Паренек, очнувшись, помахал головой и произнес только: «Ох, ни х… я до…ся», потом встал и, пошатываясь, побрел в кубрик. Потом он себя вёл вполне нормально и больше никак себя в отношении ни меня, ни Славы не проявлял. Да и остальных матросов он больше не задевал. Но случай драки в туалете каким-то образом стал известен Хромову. Кто-то настучал. Нет, не парень из «Сёмска», этот не из той породы и даже если получил в морду, то воспринял это заслуженно, стучать такой не будет. Когда меня и моего соседа на утреннем построении вывели и начали иметь и в хвост и в гриву, «казахстанец» выглядел недоуменно, ведь многие могли подумать, что это он настучал. А он потом на завтраке сам подошёл ко мне и пытался доказать, что это не его рук дело. Я ему поверил, и Слава тоже. А вечером нам торжественно сообщили, что мы представляем первую роту молодого пополнения на соревнованиях по рукопашному бою. Ротный, огромного роста старший лейтенант, виденный нами за весь курс молодого матроса всего три раза, громко зачитал наши фамилии, и мы вышли из строя. Меня начал колотить озноб, Слава был безучастен. Сто двадцать молодых матросов смотрели на нас с ужасом. Взводник Хромов теребил на груди плечевой ремень портупеи и кусал губы. Синельников делал страшные глаза. Ротный сказал еще пару фраз, которые я абсолютно не слышал. Очнулся я в «Ленинском» кубрике.