В последние дни защиты Моонзунда (октябрь 1917 года), когда сухопутные части, предпочитая бою плен, отказывались драться, небольшая, сборная с нескольких кораблей, горсточка матросов продолжала защищать перешеек между островами Эзель и Моон в Балтийском море. Несмотря на то, что там все они были совершенно добровольно, они не только не сдались, но и отказались отойти. Весь отряд лег до одного человека.
Началась Гражданская война. Юг России превратился в сплошной район междуусобной борьбы. Весна 1918 года. Армавир. Тяжелое время для Белой армии. Генерал Драгомиров, который был одним из лидеров Белого движения, заявил, «что наибольшая опасность в большевистской армии для добровольцев заключается именно в матросах, что ими там все только и держится». И во многом он был прав. Сжатые в кольцо большевиков, белые судорожно отбивали их непрерывные атаки. Большевистские цепи следовали одна за другой, причем впереди – во весь рост, с винтовками на руку, одетые в летнюю белую форму, шли матросы. Как подкошенные, падали они под огнем пулеметов, но оставшиеся продолжали идти вперед. Из них никто не уцелел. Как объяснить такую безумную храбрость, такое мужество пред лицом смерти? Видимо, это коренится уже в самой природе матросов. Опасность на суше, в сравнении с опасностями на море, казалась им ничтожной.
Из приведенной характеристики матросов и условий их жизни на флоте видно, почему они так легко поддавались любой пропаганде; в особенности – во время затяжной мировой войны. Медленно, но систематично готовилось в лице матросов оружие будущего всероссийского бунта.
Превращение матросов в «красу и гордость» революции было вполне закономерным. Среди «разношерстной» солдатской и рабочей массы они действительно выделялись и не только своим внешним видом, но и сплоченностью, организованностью, надежной подчиненностью собственным лидерам.В условиях «нерегулярной» Гражданской войны это имело решающее значение. Даже несмотря на полное неумение вести «сухопутную» войну и неприспособленность матросского клеша к маршам по бесконечной хляби российских дорог. Но как только Гражданская война приобрела форму противоборства двух классически организованных армий, матросские отряды быстро утеряли роль ударной силы и растворились в составе регулярной Красной армии.
Собственно сама Гражданская война, в ходе которой большевики помимо удержания власти выполнили не менее важную задачу подавления стихии разгулявшихся маргиналов, положила конец матросской вольнице. Кронштадтские события 1921 года стали с этой точки зрения вполне закономерным и неизбежным финалом. Эпоха великих разрушений заканчивалась, наступало время созидания. Перепоясанный пулеметными лентами матрос перешел с палуб кораблей и фронтов Гражданской войны на плакат и экран, где ему предстояло прожить не менее яркую и куда более долгую жизнь…
С легкой руки создателя советского кино С. Эйзенштейна именно матрос стал самым распространенным символом русской революции в искусстве. Вышедшие на экраны страны его фильмы «Броненосец “Потемкин”» и «Октябрь» окончательно сформировали символику нового образа. Отныне перепоясанный пулеметными лентами, суровый широкоплечий красавец в лихо заломленной бескозырке, широких клешах вошел в сознание советского человека как символ великой революционной победы, воплощение ее романтики и идеалов.
Многие известные мастера искусств посвящали свои работы российским матросам. Они их, конечно, пердставляли по-своему и по-разному. Но всегда это была сильная и символическая фигура матроса. Вот как, например, его видел поэт М. Волошин: «Широколиц, скуласт, угрюм, Голос осиплый, тяжкодум, В кармане – браунинг и напилок, Взгляд мутный, злой, как у дворняг, Фуражка с лентою “Варяг”, Сдвинутая на затылок…»
И в современном искусстве России матросская тема продолжает по-своему жить. Так, в течение многих лет известный художник Александр Жерноклюев (бывший военный моряк Балтийского флота) создает свои не бесспорные, но интересные работы из серии «Красные матросы». Здесь представлены две его работы из этой серии. По-прежнему в них чувствуется, с одной стороны, особая сила, с другой стороны – матросская «вольница» и своеобразный анархизм.
Опыт бунтов на кораблях, особенно накопленный за десятилетний период (1905—1915 гг.), уверенно вел военно-морской флот России в восстания и революции.А опыт восстаний на кораблях и в частях флота в период революции 1905—1907 годов наглядно продемонстрировал, что в лице военных моряков российский пролетариат может иметь надежных соратников в общей борьбе. Это дало новый толчок революционному движению на флоте. В летопись революционной борьбы навсегда вошли имена военных моряков лейтенанта П.П. Шмидта, кондуктора С.П. Частника, матросов Н.Г. Антоненко, Г.Н. Вакуленчука, А.И. Гладкова, А.Н. Матюшенко, А.М. Петрова и многих других. Но процесс вызревания военных моряков к восстаниям и революциям шел не произвольно и не стихийно. Его направляли различные политические партии России. Им было очень важно иметь в своих союзниках революционной борьбы такую силу, как военно-морской флот. И они целенаправленно готовили военных моряков к революции. Партии буквально боролись за флот, прежде всего за матросские массы. Это сначала делали, прежде всего, эсеры и те, которые в политическом спектре находились левее большевиков – анархисты, левые эсеры, максималисты, – а также левые течения среди самих большевиков («левые коммунисты», троцкисты и некоторые другие). Однако и правые партии, стремящиеся использовать революцию для утверждения во власти, насаждали стихийность, политизацию флота, способствовали распространению экстремизма.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу