Анатолий Терещенко - Воин эпохи Смерша

— У меня ни фига не получается! Дай твоего червяка.

— Бери, — улыбнулся Александр.

К удивлению обоих, Гриша стал тягать одну за другой рыбешки, а у Саши затормозился клев.

«Сглазил недобрым оком меня Гришка. Вот и делай хорошее другому, а оно, выходит, может обернуться плохим, — подумал Саша. — Нет, все же это случайность, а может, мои черви лучше. Но тогда почему у меня перестало клевать? Чудеса, да и только!»

Увлеченные рыбной ловлей, ребята не заметили, как дневное светило, выкатившись золотым колобком из-за лозняка, стало быстро подниматься. Теперь оно не только ярко блестело, но и припекало. Разморенные агрессивно наступающим зноем рыбари стали все чаще и чаще ополаскивать лицо водой.

К одиннадцати от жары было уже невмоготу сидеть на берегу. К тому же одолевали слепни, не только раздражающе ползая по телу, но и больно жаля.

— Давай, Гриш, смотаем удочки и сами смотаемся, — предложил Александр.

— Я за — голова от жары гудит, как колокол, — согласился Григорий.

И вот уже юные рыбаки, хвастая друг перед другом своими трофеями, разомлевшие, лениво поплелись по домам, чтобы показать родителям, что они тоже уже могут быть причислены к рангу семейных добытчиков.

Ребята часто выходили к Волге, которую по сравнению с Кудьмой называли Кстовским морем. Река тут была широка, величава и шумна. Они любили наблюдать, как по Волге сплавляли кругляк. У Кстовской пристани бревна вылавливали длинными баграми рабочие, грузили на телеги и отправляли для распиловки на брус и доски. Причем пилили пильщики вручную на высоких козлах, которые казались сельской ребятне просто огромными живыми существами, крепко стоящими на широко расставленных ногах и подставившими свои узкие спины для работы с древесиной.

Бревно укладывали поперек двух таких «станков». Один пильщик забирался наверх козел по грубо сбитой из тонких хлыстов лесенке, другой находился внизу. Потом периодически менялись ролями из-за «вредного низового производства». Опилки сыпались под рубашку или прилипали к голому вспотевшему телу и неприятно кололи. Это был каторжный труд. Особенно в летнее время.

Видели Саша и его друзья и другой речной промысел — ловлю рыбы сетями, в основном громадными неводами. Во время путины ребятня высыпала на берег поглазеть на сомов. Всем хотелось увидеть именно этих пойманных «крокодилов», байками о которых родители пугали малышей. Говорили, мол, в глубоких омутах Волги живут такие сомы, что нападают не только на детей, но могут проглотить взрослого человека и даже корову. Приводили «конкретные» примеры.

Когда попадалась такая «колода» с длинными усами и хищной пастью, дети радовались, считая, что поймали того самого людоеда, которым стращали родители. Часто ребята выходили на высокий берег, чтобы визуально встречать и провожать проходящие медленно большие белоснежные пароходы и мрачноватые баржи. «Пассажирки», так величались суда с отдыхавшими, хлюпали и брызгались огромными ходовыми колесами по обеим сторонам бортов или большим барабаном на корме вместо современных винтов.

Любил Александр провожать журавлей, которые улетали в теплые края с приближением российских холодов. Обычно он говорил: «Журавли летят в чужую весну, чтобы вернуться в свою».

Дети всегда помогали родителям по хозяйству то ли в огороде, то ли непосредственно по дому. Такая работа по селам не прекращается до сих пор. Заготавливали дрова — сухостой. Не только зима открывала дверцы горящих печей и плит, но и лето требовало огонька — на плитах готовилась пища ежедневно и круглогодично. Поэтому топливо было нужно всегда. Оно являлось всепогодно-стратегическим материалом.

Рослому и набирающему не по дням, а по часам физическую силу волжскому богатырю не составляло труда принести из леса вязку хвороста или даже обломок соснового или березового ствола. Потом дрова резали и кололи, аккуратно складывали штабелем для сушки.

Тридцатые годы!

Годы массового труда и годы крови, которую пролили в народе некоторые партийные пигмеи и их ставленник — коротышка умом и ростом Николай Ежов. Неслучайно его имя получил и сам кровавый процесс ужасных репрессий конца тридцатых — «ежовщина».

Закончилась учеба — преодолен переход в очередной старший класс. Для отдыха на летних каникулах председатель сельсовета предложил ученикам «труд во имя Отчизны!».

На сельском выгоне строй юношей и девушек. Среди них стоит высокий парень в лаптях и в латаном отцовском пиджаке. Это Саша Шурепов. Он слышит напутствие: