Николай Хохлов - Ликвидатор с Лубянки. Выполняя приказы Павла Судоплатова

Я постоял и перед собором святого Стефана, подивился на его побелевшую от времени каменную резьбу, шпиль, самый высокий в Вене, на голубую мозаику косых крыш.

Я побывал и на площади святого Петра, рядом, тоже в центре города. Но не церковь того же имени привела меня туда. Круглая и непомерно широкая для малюсенькой площади, отделенная только узкой полоской улицы от старых, строгих, давно не штукатуренных домов, она не понравилась мне. Я зашел туда из-за кабачка «Ориенталь».

Как раз напротив церкви, под пестрой восточной вывеской, – крутая лестница и подвал. Там, в красном полусвете, собираются каждый вечер американские, английские, французские и советские солдаты. Тесно сгрудившись вокруг шестиугольных столиков, они следят с одинаковым интернациональным интересом за танцующими в полутьме обнаженными телами австрийских девушек с восточными псевдонимами.

– Вот туда ходить не надо было, – почти завистливо подбрасывает Окунь и не выдерживает. – Неужели совсем голые?

– Совсем, – подтверждаю я и удивляюсь. – Вы что, неужели не были?

– Да нет. Никак не собрался. А вам, правда, туда не надо. Опасное место. Драки бывают часто и облавы полицейские.

Я не могу ответить ему, что именно в поисках такого опасного места и зашел туда, а просто меняю тему:

– В общем, Сергей Львович, в Вену переезжать мне можно. Да и пора. Нехорошо мне больше торчать на глазах у жителей Винер-Нойштадта.

Окунь легко согласился:

– Да, в ближайшие дни начнем организовывать. Некоторые мелочи, еще не выясненные, придется…

Он не докончил фразы и перевел взгляд на стеклянную дверь входа в кафе. Я посмотрел туда же. Рядом с дверью стоял, видимо, только что вошедший полный пожилой человек в темно-синем, хорошо сшитом костюме. Судя по его внешности, он мог быть или банковским директором, или собственником небольшого, но вполне преуспевающего предприятия. На такую мысль наводила его презентабельная лысина, окаймленная серебристыми остатками волос, его прямоугольные, щеточкой, усики, золотая цепочка часов под отворотом пиджака и внушительный животик, аккуратно перетянутый светлой жилеткой. Он, однако, не был ни тем, ни другим, а полковником государственной безопасности, Героем Советского Союза Евгением Ивановичем Мирковским, начальником оперативной группы Бюро номер один в Австрии.

Меня всегда удивляла в Евгении Ивановиче его удивительная способность своим умом, почти чутьем, ориентироваться в незнакомой обстановке и приспособляться к ней.

Много наших офицеров-разведчиков годами обучались искусству разыгрывать роль граждан иностранных государств. Евгения Ивановича не обучал никто.

Как мне кажется, родом Евгений Иванович был из крестьян. В 1951 году ему было под пятьдесят. Он был старым коммунистом и лет двадцать служил в пограничных войсках, или, как он любил говорить, «под зеленой фуражкой». Там ему пришлось столкнуться с контрразведкой.

С началом Отечественной войны Мирковский оказался в числе первых командиров партизанских отрядов, образовавшихся на территории, оккупированной немцами. С ним установило связь Партизанское Управление, и так Евгений Иванович связал свою жизнь с разведкой. Незадолго до конца войны он получил звание Героя Советского Союза за боевые дела, совершенные его отрядом. Герой Советского Союза в разведке – вещь очень редкая. Разведка очень скупа на награды. И все же Евгений Иванович, со своим боевым опытом партизана, пребывал несколько лет в таком же состоянии полурабочей неизвестности, в каком находилось все Бюро номер один. Его специальностью была Чехословакия и иногда Польша.

С разворотом боевой работы «на Европу» Судоплатов назначил Мирковского начальником оперативной группы в Австрии. С искусством талантливого самоучки Евгений Иванович в течение кратчайшего времени сумел усвоить не только походку и внешность австрийского «буржуя», но и стал разбираться постепенно в тонкостях разведработы в условиях настоящей заграницы.

Вот и сейчас, лениво скользнув взглядом по столикам, он небрежно улыбнулся в знак того, что заметил нас, и развалистой походкой венского завсегдатая взял курс к нашему уголку.

Мороженое заказал ему Сергей Львович. У Окуня все же немецкий язык был чище. Все богатство Евгения Ивановича заключалось в понимании сотни-другой немецких слов и в усердном повторении слова «йа», когда к нему обращались. Он мог, правда, и сам заказать кофе или несложный обед, но в присутствии сотоварищей по работе предпочитал в дебри немецкого языка не пускаться.