Николай Хохлов - Ликвидатор с Лубянки. Выполняя приказы Павла Судоплатова

Оттенок шутки в ее голосе был подчеркнут чуть больше, чем следовало. Весьма возможно, что, по собственному убеждению Ивановой, она могла бы еще сойти и за мою сестру. Но проверить мое подозрение трудно. Иванова пока не осмелилась посмотреть мне прямо в глаза.

Я оборвал свое молчание:

– А где же Павел Анатольевич?

Иванова подняла голову, но это по-прежнему еще не был взгляд в упор:

– Его присутствие пока ни к чему, наверное. Вот разработаем общий план, приступим к конкретной работе, тогда и он подъедет. Нам сначала нужно решить, с чего начинать…

– С чего начать? Да с разговора с Павлом Анатольевичем, конечно. Я ведь не дал ему пока никакого ответа…

Голос мой звучал не только немного вызывающе, он звучал и немного неестественно. Хотя, может быть, это только казалось моему второму притаившемуся «я».

Локти Тамары Николаевны соскользнули со стола на колени. Она глубоко вздохнула и покачала головой, не то осуждающе, не то безнадежно:

– Опять все сначала… я лично не могу больше разговаривать на эту тему… Всему есть предел. Сколько можно копаться в самом себе? Звоните ему сами, если хотите. У меня язык не повернется…

Я кивнул в знак согласия и молча ушел в коридор. Там на стене висит «общий» телефон. Тамара Николаевна занимает только одну комнату в «коммунальной» квартире, и телефоном пользуются все жильцы.

Я набрал номер: К-6-46-64. Это прямой провод на стол к генералу, минуя секретаря. Судоплатов снял трубку.

– Я слушаю…

– Здравствуйте, Павел Анатольевич. Это Николай говорит. Я…

– А-а! Здравствуйте, здравствуйте, – перебивает меня Судоплатов почти восхищенным голосом. – Как живете, дорогой друг? Вы что – уже у Тамары Николаевны? Мы обсудили с ней кое-что сегодня утром. Она вам расскажет. Главное, продумайте все хорошенько, прежде чем выбирать окончательный вариант…

Я знаю, что обрывать генерала не полагается, но у меня нет другого выхода:

– Простите, Павел Анатольевич, мне совершенно необходимо поговорить сначала с вами…

На секунду устанавливается молчание. Потом голос генерала медленно выговаривает с оттенком подчеркнутого недоумения:

– Что там у вас опять?.. Неужели все еще не можете справиться сам с собой?..

– Как раз об этом мне и нужно поговорить с вами…

Судоплатов тяжко вздыхает. Злобы в его голосе нет, скорее, нескрываемая грусть:

– Боже мой, как вы все усложняете… Хорошо, я сейчас приеду.

Брошенная генералом трубка отдается в моем ухе резким щелчком.

Судоплатов приехал быстро, буквально через пятнадцать минут. Монотонные рассуждения Ивановой о служебном долге, об обязанности, наконец, контролировать свои эмоции не успели вывести меня из равновесия.

Генерал вошел в комнату стремительно, небрежно сбросил пальто, коротко и полуслышно поздоровался и, присев немного боком к столу, откинулся выжидательно назад. Видно было, что он подчеркивает всем этим случайность своего визита. На лице его было ясно написано: «Вы явно пользуетесь тем, что сейчас очень нужны мне… Ну, я выполнил ваш каприз… И что же дальше?»

После секунды молчания он добавил уже вслух:

– Я слушаю вас…

Отсутствие подготовленного решения сказывалось. Я мерно царапал ногтем упругий ворс скатерти. Какие-нибудь убедительные или просто гладкие фразы никак не приходили в голову. Но что-то говорить надо было:

– Понимаете, Павел Анатольевич… я не могу решиться на такую ответственную поездку сразу…

Судоплатов оборвал меня довольно вежливо:

– Я уже слышал это вчера и дал вам время подумать.

– Да, конечно. Я пытался убедить себя. Ничего не получается.

Генерал нахмурился и мотнул головой:

– Не понимаю. В чем убедить? Что не получается?

Действительно, надо быть конкретнее, говорю я себе, и произношу вслух:

– Я просто не могу принять это задание и все.

– Почему-у-у!?!

Судоплатов потряс перед собой раскрытыми ладонями рук жестом воззвания к высшей справедливости. Наклонившись вперед, как бы стараясь заглянуть в мою душу, он повторил:

– В чем дело? Не сумеете проехать по Европе, что ли? Кому вы говорите? Короткая и несложная поездка.

– Ну, хорошо, Павел Анатольевич. Вы заставляете меня поставить точки над «i». Мне страшно взяться за это дело. Я просто боюсь…

Судоплатов на мгновение опешил. Глаза его прищурились. Лицо перекосилось гримасой иронического недоверия:

– Бои-и-тесь?

Он перевел глаза на Иванову, как бы ожидая объяснений.

Та только пожала плечами и покачала головой. Так обычно показывают: «Бредит, бедный». Судоплатов откинулся назад с полуулыбкой человека, которого не так легко провести: