Дэнис Сугру - Русские идут. Как я вырвался из лап ФБР

Я очень часто посещал посольство для получения визы, но это был первый раз, когда я увидел консула.

Я немного нервничал, собираясь в Россию, но выбора не было. Моя семья и бизнес были там. Я ожидал, что со мной будут беседовать и что я, вероятно, буду задержан. Так что на следующий день, когда был на пути в Москву, я не знал, не придётся ли мне провести ночь или больше в Лефортовской тюрьме, которая была домом для американского шпиона Эдмонда Поупа 142. На паспортном контроле служащая попросила меня следовать за ней. «Подождите здесь», – сказала она, когда прошла в маленький офис. Я послал текстовое сообщение своему брату: «задержан на паспортном контроле».

Мы договорились, что я буду посылать сообщения на каждом этапе поездки, пока я не прибуду домой, чтобы предотвратить случай исчезновения, подобный тому, что произошёл в США. Чтобы моя семья знала, по меньшей мере, в каком пункте я исчез, и могла отслеживать мои перемещения от этого пункта.

Дверь была приоткрыта, и я прислушивался к словам говорившей.

– Он выехал 26 апреля, – услышал я её речь. – Другого штампа нет, – пауза, пока она слушала собеседника на другом конце линии. – Я подожду, – сказала она, кладя телефонную трубку.

Примерно через десять минут телефон зазвонил опять, и я услышал шелест страниц паспорта, как будто она что-то искала.

– Нет, – сказала она, кладя телефонную трубку.

Через пятнадцать минут телефон снова зазвонил. Дверь закрылась. Так что я не мог больше ничего услышать.

– Всё ещё задерживаюсь на паспортном контроле, – послал я текстовое сообщение своему брату.

Через тридцать минут или около того она вышла.

– Пользуйтесь своим пребыванием в России, – сказала она, вручая мне мой паспорт.

– Была какая-то проблема? – спросил я с невинным видом.

– Нет. Только рутинные проверки, – сказала она мне.

Российские власти никогда не просили меня объяснить, что произошло со мной в Америке – ни тогда, ни по сей день.

Мой отец не встречался ни с Ашлинг, ни с Брайаном. Когда они были маленькими, казалось, что будет слишком утомительным для них: перелёт в Лондон, затем многочасовое ожидание перелёта в Шаннон и двухчасовая поездка в Голуэй. Теперь времени не было совсем, и в тот критический момент в России приняли закон о том, что дети могут выезжать из страны только со своей матерью 143. Это создавало дополнительные трудности. Моя жена могла выезжать в Киргизию, потому что закончился срок действия её заграничного паспорта, и пройдут, по меньшей мере, недели, прежде чем ей будет выдан новый паспорт. У нас был только один возможный вариант: поехать в Киргизию, пользуясь её российским паспортом, а затем в Ирландию по нашим ирландским паспортам.

Я решил поехать в Ирландию только с Ашлинг. Для четырёхлетнего Брайана это было бы слишком утомительно. Так что мы поехали в Бишкек, затем самолётом авиакомпании «Бритиш Эйруэйс» в Баку и далее до Лондона, затем в Шаннон и, наконец, в Голуэй – путешествие длиной в двадцать семь часов. В течение тех нескольких дней, когда были там, мой отец чувствовал себя достаточно хорошо, так что мы организовали торжественную встречу всей семьи. Там произносились речи и снимались фотографии. Это был последний семейный обед с Патриархом.

В течение нескольких дней его здоровье ухудшилось. Мы разделили лето между собой так, чтобы каждый из нашей девятки выделил неделю на то, чтобы побыть с отцом. Я прилетел из Москвы в начале августа, чтобы провести время с ним. Он рассказывал об истории своей семьи, хотел позаботиться о том, чтобы я как можно больше узнал о наших корнях, какими мы были и откуда пришли, прежде чем он скончается. Он, как исследователь, больше всего гордился тем, что он воссоздал генеалогическое дерево семьи до Роберта Бойля, учёного, который открыл «Газовый закон Бойля» 144. Казалось, что он был в хорошем расположении духа, когда я сказал ему «good-bye» («прощай»). Через несколько дней позвонила сестра. «Он ушёл», – сказала она мне. Он умер у неё на руках за насколько минут до этих сказанных ею слов.

Похороны были грандиозным событием, так как он был шефом пожарных в Голуэе, и казалось, все знали его. Я часто ходил с ним на прогулку в Солтхилле, вдоль берега моря, и видел, как он приветствовал почти каждого, кто проходил мимо. Я, как его старший сын, произнёс прощальную речь в церкви. Его гроб перевозили на пожарной машине с лестницей, с эскортом из пожарных, идущих по обе стороны от нее, до кладбища в Рэхуне, где он был похоронен.