Виктор Баранов: Мы из СМЕРШа. «Смерть шпионам!»

На обратном пути Куракин был занят разговором с Сазоновым, а Ян Бенедиктович молча размышлял о своем поступке, чувствуя вину перед полковником. Час тому назад он мог бы стать героем, был бы отмечен по службе и мог бы надеяться на помилование. Но какой ценой – убийством совсем еще молодого и чем-то симпатичного ему человека! «Он – враг государства и системы, которым я не присягал; но ведь и государство не всегда гуманно поступает и возлагает на себя тяжкое бремя – распоряжаться жизнью человека», – рассуждал он, оправдывая свой проступок перед полковником. И еще, как глубоко верующий, он был убежден в неотвратимости «Аз воздам».

Когда высокое начальство покинуло блиндаж, сержант Княжич глубоко вздохнул. Сиверса он узнал сразу и понял, что бывший советник из Смоленска состоит на службе в контрразведке. Кольнуло под ложечкой от волнения. Мелькнула мысль – почему он здесь?! И, подавив волнение и страх, он вновь приобрел спокойствие и приготовился к худшему. Только один раз они встретились глазами, и Анджей понял – старый смоленский знакомец сейчас не выдаст его. «Он мог быть моим отцом, – мелькнула у него мысль, – и, возможно, сидящий напротив тоже подумал: «Этот молодой человек мог быть моим сыном!» Он уберег меня в эту минуту, а что будет через час, ночью и завтра?» Анджей не доверял таким порывам чужой души и не был уверен, что Сиверс по дороге в беседе с особистами не выдаст его.

Ведь согласился же бывший советник работать на них не за красивые глаза, а за какой-то интерес, и неизвестно, на каких условиях. Все это было ему знакомо, и он сам не раз пользовался этими приемами, занимаясь выявлением партизанского подполья. И с откровенной циничностью и долей презрения к себе он подумал: «Судьба возмещает: тогда я был охотником, а сейчас идет охота на меня».

Сиверс дал ему шанс спасения, и он должен им воспользоваться! Главное сейчас – не допустить ошибки, продумать и просчитать все до мелочей и бежать этой же ночью.

После ужина к ним в отсек, как всегда, пришел старшина Шейхаметов. На него, кроме общего руководства по прокладке тропы и недопущению демаскировки намеченной вылазки, возлагались и другие обязанности: следить за внутренним климатом группы, не допускать ссор, вразумлять горячих и неуживчивых, но таких не было.

В этот вечер он собрался написать письмо брату, воевавшему в Прибалтике, поэтому взял лучший керосиновый фонарь и уселся у себя в отсеке, занавесив проем двери плащ-палаткой. Для него писанина была трудным занятием – грамоты было маловато, – и он составлял письмо вслух и не желал, чтобы окружающие знали о его слабости.

Проходя мимо отсека, Анджей слышал, как старшина вполголоса наказывал своему брату беречь себя, не забывать родителей и своих сестер, которые остались в Крыму, в малолюдном местечке Ак-Мечеть. Он и предположить тогда не мог, что 9 мая 1944 года наконец-то с боями будет взят Севастополь, а через несколько дней по закрытому Указу Верховного Совета коренное население Крыма, крымские татары, – а их было несколько сот тысяч, – подвергнутся выселению в среднеазиатские республики. Правда, они поехали под конвоем в теплую погоду, а вот северокавказским народам и калмыкам повезло меньше – их везли в феврале, когда охрана в полушубках и тулупах тряслась от холода на тормозных площадках, а охраняемые насмерть замерзали в насквозь продуваемых товарных вагонах...

В роду Шейхаметовых две сестры были замужем за русскими. Начальник из НКВД, распоряжавшийся выселением в их поселке, сказал: «Если ваши мужья любят вас, то приедут к вам – на них высылка не распространяется. Они могут сделать это только добровольно!» Так и случилось, – оба они, отвоевав, поехали к своим женам и детям в добровольную ссылку. Старшину Шейхаметова тоже должны были отстранить от службы и отправить туда же, по этапу... Но старшина был любимцем генерала Бойко, к тому ж герой фронта, с тремя орденами Славы. Его чудом отстояли и только через год, из-под Кенигсберга он демобилизовался и поехал к своим родным.

Все это случится потом, а сейчас он, довольный тем, что сумел справиться с писаниной брату, дал о себе знать и наказал ему помнить о родителях, ушел отдыхать в свой отсек.

Анджей терпеливо дождался того времени, когда все его «однокашники» крепко заснули. Тогда он встал, прислушался: в блиндаже была тишина. Молоденький солдат-связист с телефонной трубкой в руках дремал, опустив голову на грудь. Оставалось миновать наружный парный пост. Все обитатели блиндажа ходили в нужник, сколоченный из березовых жердей. Идти к нему надо было по тропе, мимо наружного поста. Когда глаза привыкли к темноте, Анджей увидел светлячок цигарки и обоих солдат, стоявших на тропе, ведущей к белеющему домику. Он вычислил все заранее: через несколько минут их сменит другая пара, значит надо идти сейчас, и, показавшись им, ждать, когда этих сменят, тогда взять чуть правее и выйти на тропу, ведущую за передовую.