16 июня 1941 годаэтой тыловойдивизии директивой штаба округа предписали в полном составе, но без мобилизационных запасов 18 июня в двадцать часов(и ными словами, скрытно, ночными маршами . – Прим. авт. ) выступить в поход и к утру 28 июнясосредоточиться в десяти километрах северо-восточнее Ковеля – то есть в непосредственной близости от советско-германской границы (там же, с. 6). Надо сказать, что 31-й стрелковый корпус, в состав которого была включена дивизия Людникова, еще до начала войны был переброшен с Дальнего Востока на Украину, где перешел в подчинение располагавшейся у самой границы 5-й армии под командованием генерал-майора танковых войск М.И. Потапова – еще одного героя Халхин-Гола. Отметим, что полученный дивизией приказ не был связан с угрозой немецкого вторжения. Иначе она выступила бы в поход немедленно – 16 июня, и война не застигла бы ее на марше – во время четвертого ночного перехода (днем пехотинцы отдыхали, чтобы соблюсти скрытность выдвижения к границе). «Целуя жену и детишек, – вспоминает Людников, – я почти не сомневался, что ухожу на войну…» Не сомневались и сами домочадцы: «провожать дивизию вышло все население городка. Самые горячие заверения, что идем на учение, не могли утешить наших матерей и жен. Предчувствие близкой войны их не обмануло» (там же, с. 6). Удивительное дело: предчувствие не обмануло тысячи жителей украинского городка и членов семей офицеров, а вот у товарища Сталина, который и направил дивизию Людникова к границе, его, получается, и не было?..
Приведу еще одно наблюдение Людникова, касающееся первых боев дивизии: «Перед войной 200-я дивизия пополнилась призывниками из недавно освобожденной Ровенской области, где вражеские лазутчики распространяли панические слухи, пугая малодушных непобедимостью немецкого оружия. Полк Алесенкова показал всем частям дивизии да и ее соседям, что не так страшен черт, как его малюют, что врага можно остановить, гнать и уничтожать» (там же, с. 8). Как видим, у командира 200-й дивизии и его «соседей» до первых боев имелись серьезные сомнения в надежности бойцов, являвшихся уроженцами Западной Украины. Позже мы увидим, что подобные сомнения в боеспособности собственных подчиненных мучали не только его и не только в отношении украинских новобранцев…
А.В. Горбатоваза несколько месяцев до начала войны – вместе со многими другими репрессированными командирами – вдруг выпустили из концентрационного лагеря. Если верить бывшему генерал-лейтенанту НКВД П.А. Судоплатову– автору книги «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—1950 годы», «… в общей сложности в строй вернулись около половины пострадавших от террора»(с. 181). Едва не умершему от голода Горбатову дают путевку в санаторий – подлечиться и набрать вес – и в апреле 1941 года назначают на должность заместителя командира 25-го стрелкового корпуса 19-й армии, тайно перебрасываемой на Западную Украину с Северного Кавказа. Вот что, провожая его, говорит нарком обороны Тимошенко: «Видимо, мы находимся в предвоенном периоде…» («Годы войны», с. 257). Вновь отметим уровень укомплектованности соединения: «Я ознакомился с дивизиями. Они были полностью укомплектованы…» Как и все мемуаристы, Горбатов отмечает, что «ее ( войну ) ждали все, и не так уж много было среди военных людей, у которых теплилась еще надежда на то, что войны можно избежать. Однако когда было объявлено о внезапном нападении… это сообщение всех поразило…» Надо же: «все ждали», но «всех поразило»!
Как и у Людникова, у Горбатова еще до войны имелись нехорошие предчувствия в отношении слаженности и дисциплины его подчиненных. Правда, командира 200-й дивизии ждал приятный сюрприз: «западенцы» Людникова не только не удрали, но еще и разбили немцев. Горбатову повезло меньше: в первый же день боев (в середине июля) ему пришлось гоняться по полям за разбегающимися и бросающими оружие красноармейцами (которые тоже были призваны из запаса накануне войны) и ругать матом их растерявшихся командиров.
К.В. Крайников, который перед войной служил во Львове заместителем командира 2-го кавалерийского корпуса по политической части, сообщает в отношении «внезапности» войны нечто похожее. Весной 1941 годав округ из Москвы прибыл «с ответственными поручениями» его приятель, будущий выдающийся танкист П.С. Рыбалко (служивший в то грозное время в Разведупре – нынешнем ГРУ). Тот сумрачно сообщил: «На переднем крае, можно сказать, находишься, на боевом направлении… Не исключено, что фашистская Германия может напасть на нас…» («Оружие особого рода», с. 5). Правда, в бой кавалеристу Крайникову пришлось вступить гораздо южнее – на советско-румынской границе, «куда в самый канун войны перебросили наш 2-й… корпус». Заметим по ходу, что там же – на границе с Румынией – помимо двух воздушно-десантных корпусов и кавалерийского соединения, находились и два механизированных корпуса Красной Армии – 2-й и 18-й, вместе насчитывавшие около 1000 танков.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу