Геннадий Соколов - Шпион номер раз

Тот страшный, памятный на всю жизнь день выдался очень жарким. Женя и Витя с утра отправились купаться в море. Возвращались домой по дороге мимо дач, а из репродукторов уже звучал голос Молотова. Гитлер вероломно напал на Советский Союз! От слова «война» у Женьки даже дух перехватило.

— Наконец-то! Ну, теперь мы покажем этим фашистам! — хорохорился он перед младшим братом.

Мальчишки весело шли по улице, останавливаясь то у одной, то у другой калитки, и возбужденно кричали, как ненормальные, всем, кто попадался на пути:

— Война! Вы слышали? Война!

Вскоре из города приехал отец.

— Собирайтесь, — скомандовал он. — Едем в Ригу.

Уже сидя в машине, он как-то слишком уж уверенно и неожиданно серьезно сказал сыновьям:

— Гитлер нагулялся по Европе. Теперь решил к нам пожаловать. Но мы ему ноги быстро укоротим.

Отец, как, впрочем, и многие тогда, был уверен, что война не затянется надолго, что Красная Армия разобьет врага максимум через два-три месяца. Пока же он велел семье ехать к тете Ане, маминой сестре, в Свердловск. И 23 июня с последним эшелоном эвакуируемых Ивановы в переполненных людьми товарных вагонах уехали из Риги.

Перед самым отъездом случилась отчаянная перестрелка у моста через Даугаву. Тогда в Риге подняли мятеж айсерги — члены латвийской фашистской организации. Услышав на улице стрельбу, Женька схватил отцовский пистолет и патроны к нему — у отца всегда дома было оружие — и побежал к мосту. Вдруг его кто-то схватил за шиворот и затащил в подворотню.

— Ты что, Женька, с ума сошел?!

Это был отец. Он заехал на квартиру, чтобы отвезти семью на вокзал. Немцы уже бомбили порт. Город был в огне. Выли сирены воздушной тревоги.

— Немедленно все спускайтесь в бомбоубежище, в подвал, — потребовала мать.

— Что?! — воспротивился отец. — Всем оставаться здесь. Если бомба соседнюю комнату прошьет, то нас всех в подвале завалит. Чтобы нас убить, им нужно точно попасть в эту комнату. Так что шансов на выживание здесь больше.

Отец оказался прав. Бомбоубежище было завалено, многие погибли, а Ивановы остались невредимы.

На вокзале Михаил Парменович крепко обнял старшего сына на прощанье и сказал:

— Береги маму и брата, Женька. Ты теперь в семье за главного. Вернусь, с тебя спрошу.

Вернулся он полгода спустя. С двумя самыми почетными в стране боевыми наградами — орденом Ленина и орденом Боевого Красного Знамени. А еще — с тяжелейшей контузией, после которой он прожил не слишком долго — восемь лет.

Началась многотрудная полуголодная-полухолодная жизнь на Урале в эвакуации. Мать с сестрой работали на заводе. Отец после госпиталя был комиссован и получил работу в Свердловском городском военкомате. Женька учился в средней школе. И, как мог, пытался осмыслить происходящее.

Оказалось, что война реальная — это совсем не такая забавная и быстротечная штука, как он ее себе представлял. Боль и горе военного времени он видел пока лишь только в тылу, а не на переднем крае, но и этого хватало сполна. Женька стучался в двери разных военкоматов, просился на фронт воевать, но его никуда не брали. Говорили, что слишком мал.

Еще до войны в Витебске отец, чтобы старший сын не болтался без толку на улице, отправил его учиться в школу не с восьми, а с семи лет. Эта разница в один год вышла потом Женьке боком. Когда в Свердловске он учился в десятом классе, все мальчишки уже были призваны на военную службу. Вот он и сидел в классе, состоявшем только из девчонок. В одну из них, Гальку Жигареву, он был в ту пору отчаянно влюблен.

Тогда он еще не знал, что встретится с ней двадцать лет спустя, в Лондоне, куда она приедет женой его приятеля Анатолия Белоусова, заместителя военно-воздушного атташе. Но это в будущем, а с 42-го по 44-й год он частенько захаживал к ней в гости. Ее отец — будущий маршал, а тогда командующий авиацией Красной Армии генерал Павел Федорович Жигарев — был направлен в Свердловск самим Сталиным, чтобы обеспечить переправку сибирским маршрутом американских самолетов, поступавших в Советский Союз по ленд-лизу.

Однажды летом 42-го года он зашел к Галине в гости и застал у них какую-то незнакомую девушку, очень красивую. На вид незнакомке было лет шестнадцать. Стройная, голубоглазая, с копной рыжеватых волос, она сразу понравилась Женьке. Он был очарован ею. — Проходи, Женя, — раздался громкий голос главы семьи. — Сейчас будем чай пить.

Иванов подошел к незнакомой ему девушке и представился. Она пожала ему руку и произнесла в ответ: