Александр Свисюк - Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945

Одной из главных, но недостаточно освещенных причин падения уровня дисциплины на БПЛ была передислокация подразделений бригады в порты Финляндии. Почему реакция на проступки подводников после этого события стала намного более жесткой? В чем же было отличие финских условий от наших? С точки зрения командования и политотдела это заключалось сразу в нескольких принципиальных моментах.

Во-первых, оказавшись за границей, граждане Советского государства не имели морального права вести себя недостойно, подрывая тем самым такие важные тезисы официальной пропаганды, как успехи в формировании нового сознания советских людей, повышении их культурного уровня и т. п. Вековые традиции обычных моряков, стремящихся насладиться иностранной экзотикой и удариться в загул в первом попавшемся порту, а именно этот пункт, как мы знаем, был одним из принципиальных несогласий Маринеско с положениями военной службы, должны были быть им чужды. Тем более это касалось офицеров, которые по своим обязанностям являлись не только воспитателями личного состава, но и должны были подавать ему личный пример. В качестве своеобразной компенсации предоставлялись отпуска (в том числе в дома отдыха подводников) и командировки к семьям в Ленинград, не говоря уже о попытках политотдела повысить качество культурно-массовой работы непосредственно в частях, но, как мы увидим на конкретном примере, это срабатывало далеко не с каждым.

Во-вторых, до сентября 1944 г. Финляндия являлась военным противником СССР, ее население воспитывалось в соответствующем духе, а потому весьма вероятными казались террористические акты по отношению к советским военнослужащим, попытки вербовки их иностранными разведками, выведывание у них сведений военного характера. С позиций сегодняшнего дня многие опасения командования кажутся чрезмерными или даже смешными, но фактически все они формировались в рамках стереотипов мышления той непростой эпохи и тезиса о необходимости максимальной бдительности, тем более в отношениях с иностранцами. К тому же, как следует из документов (док. № 5.18, 6.1, 6.19, 6.20), далеко не все поступки финнов по отношению к нашим морякам объяснялись одними добрыми намерениями или даже просто подчинялись законам формальной логики.

В-третьих, политотделу были хорошо известны возникшие у части личного состава сомнения в декларируемом советской пропагандой «бедственном положении трудящихся в капиталистических странах», особенно после того, как они ознакомились с состоянием дел на месте. Так, например, командир 3-го ДПЛ капитан 2-го ранга Г. А. Гольдберг заявил: «Если бы у нас ликвидировали колхозы и создали бы единоличное хозяйство, оно выглядело бы примерно вот так, как эти домики в Финляндии». Чего же тогда можно было ожидать от рядовых краснофлотцев? В политотделе боялись их бегства из частей в поисках сладкой жизни на Западе. К счастью, до этого не дошло, и все замерло на предыдущей стадии – массовых самовольных отлучках и пьянках, в том числе с участием финнов как мужского, так и женского пола. Причем даже такие жесткие меры, как предание суду и направление в штрафные подразделения, не могли заставить ряд офицеров и краснофлотцев не использовать свой шанс на «некультурный отдых», если таковой представлялся.

Еще неприятнее для высшего командного и политического состава было то, что факт принадлежности моряков к коммунистической партии почти не играл никакой роли: проступки совершали как беспартийные, так и коммунисты. В декабрьском политдонесении (док. № 5.18) утверждалось, что число самовольных отлучек по сравнению с ноябрем выросло с 34 до 39, а общее количество дисциплинарных проступков установить крайне затруднительно. Для сравнения заметим, что в 1943 г. на БПЛ совершалось по 6–7 самоволок в месяц. В стремлении навести порядок командование и политотдел не стеснялись прибегать к драконовским мерам. Точное количество дел, переданных на рассмотрение суду военного трибунала за ноябрь и декабрь 1944 г., установить не удалось, но из контекста документов вытекает, что их было не менее двух десятков. Но и этого оказалось недостаточно. В выводной части декабрьского донесения начальник политотдела БПЛ капитан 2-го ранга С. С. Жамкочьян высказал мысль, что «для пресечения злостных нарушителей дисциплины целесообразно провести ряд показательных судебных процессов». В 1941 г. именно на таких процессах были осуждены командир Щ-307 Н. И. Петров и уже упоминавшийся комиссар 5-го ДПЛ А. Г. Дымский. Теперь настала очередь самого Маринеско, суд над которым должен был состояться 5 января 1945 г. Что же конкретно ему инкриминировалось?