Дан Берг: Чуден Днепр

— Слышала…

— Я всю жизнь гадала, ответа не нашла. У женщин на уме мир и любовь, мужчины войной и славой дышат. Тщета! Нет благ от войны. Мужчины проливают кровь, женщины слезы льют.

— То у нас, у казаков, мама. Есть другое племя. Заместо сабли — книга у них. Вежеством хозяйничают, мудростью богатеют.

— Ты о евреях?

— О них. Мой Иона таков!

— Иона? Твой?

— Ой, вырвалось! — сначала испугалась Иванка, потом осмелела, — мы любим друг друга, мама! — выпалила она, закрыла лицо руками, зарыдала.

— Бедняжка! — воскликнула Евдокия, подошла к дочери, женщины обнялись.

Издалека, из самой степи доносились звуки буйного казацкого пиршества.

“Козаки почули, до лiсу майнули,

Жидiв порубали, Галю врятували.”

— Бедняжка… — повторила Евдокия, крепче обняла дочь.

4

Гудит, ревет гулянка. Казаки уж не наполняют чарки, черпают жестяными кружками из бочек. Вот удивительный парадокс пьянства: в начале пира, не пивши и не евши, пьют из малых посудин, зато с полными желудками — пьют из больших. Затараторили балалайки, загремели бубны. Плясуны, как одержимые, пустились вприсядку. Лихо танцуют, часто-часто выбрасывают ноги, утаптывают сапогами землю, ухарски вскрикивают, утирают пот с лица. Удальцы из удальцов не дурачатся пляской, зато гоняются за развеселыми, слетевшимися на угощение девицами, а те визжат, вырываются. Впрочем, есть и покладистые. Лай собак, ржание коней и мычание волов замечательно дополняют какофонию праздника.

На горизонте появилось черное пятно. Стало расти, превратилось в приближающееся облако пыли. Паслышался топот копыт. Это всадник прискакал, ворвался в стан казаков, осадил коня, спешился.

— Эй, запорожцы, хватит пьянствовать! Я — Левко, доверенный самого Рудана Дворецкого, будущего гетмана нашего.

Наконец-то загулявшие казаки заметили прибывшего. Окружили, горланят все разом. Одни порываются обнять его, словно старого друга после долгой разлуки, другие настойчиво протягивают жбаны с горилкой: “Гуляй с нами, казак!”

— Довольно пьянствовать, говорю вам! — во все горло закричал Левко, стараясь пересилить галдеж, — собирайтесь-ка сюда все разом, кто еще на ногах держится, зачитаю вам манифест Рудана!

Казаки сгрудились вокруг Левко. Тот огласил документ. Дворецкий собирает большое войско, созывает казаков в поход. Католиков и иудеев воевать. Спасти народ от грабежа, защитить веру православную.

И на сей раз не разочаровали слухи о приближении войны

День-другой, и уж готова армия — война любит быстроту. Казаки оседлали коней, двинулись за Левко. И Ефрем, и Милован, и Златоус, и Красун, и Сологуб, и Зиновий, и с ними еще сотни и тысячи бойцов выступили навстречу новым приключениям, пустились в путь за свежей добычей. Для собстенной славы и для пользы отечества. Корчевать неправду и стяжать имя и почет. Медлить нельзя, ибо время не терпит, коли надо беззаконие устранять, кривду выпрямлять, несправедливость искоренять и обездоленных оделять.

Как и другие казачки, Евдокия и Иванка стоят у крыльца, машут платками вслед удаляющимся рыцарям.

В тексте использованы фрагменты казацких песен, а также украинских народных песен в интерпретации Н.В. Гоголя.

1

Безмерно велико довольство, коим заслуженная награда полнит душу. Тем паче, награда из королевских рук. Коронный прием во дворце и приятнейшая беседа с глазу на глаз с монархом, почести и почет, слава и слова. Да, отлично помнит шляхтич Рудан Дворецкий щедрые похвалы из уст польского короля — за ратное умение, за мужество в боях и за стойкость в плену. Казацкий воевода и доблестное войско его показали и туркам и Европе, на что способен украинский казак, себе и венценосцу добывающий славу.

Государь обласкал Дворецкого, способствовал, сколь мог, исцелению от боевых ран отца его Исая и, провожая казацкого рыцаря в имение к раненому родителю, просил вернуться впоследствии под королевские боевые знамена.

Прошло время. Умер отец. Молодой Дворецкий женился, потом овдовел. Полюбил другую. Мария, однако, держалась католичества, и весьма огорчала Рудана, не уступая мольбам и призывам казака принять его православную веру. Потому-то и жили они невенчаными, ни в костеле, ни в церкви.

Дворецкий старался для себя и для короля, и не сомневался в расположении последнего, и твердо знал, случись невзгода, и протянет монарх руку помощи. “Другие государи скупы на благодеяния, думают, подданным, как детям, вредно без конца мирволить. Не таков мой король, широка душа его!” — рассуждал воевода.