Чалыш нес свои воды вровень с берегами. Время от времени над самой водой проносились табунки стремительных чирков. Впереди показалась укрытая в тальниках протока, за которой начинался перекат. Евдоким расслабленно, бездумно смотрел на реку и вдруг подсознательно начал ощущать, что с ней произошла какая-то перемена. Словно она сделалась еще шире, вода поднялась в ней на невероятную высоту.
Канунников стал оглядываться, ища отметки глубины и, увидев их, удивился. Они стояли не в тридцати саженях от берега, а в доброй сотне, открывая пароходу прямой путь по самой середине реки. Еще не веря своим глазам, он повернул лодку прямо на тычки. Первая мысль, пришедшая в голову, была о том, что виной всему необычайно высоко поднявшаяся вода. Она затопила берег и потому тычки оказались так далеко от него. Но тогда почему же он не заметил этого на других перекатах?
Все стало ясно, когда Евдоким подплыл к тычкам, одиноко маячившим на середине Чалыша. Их установили здесь другие люди. Одна тычка была его. Он узнал ее по затесам и потому, как был привязан к ней пучок травы. Вторая была новой. Очевидно, прежнюю упустили, когда выдергивали из реки, и она уплыла, подхваченная течением. А эту вырубили на берегу. Евдоким взялся за нее и в это время второй раз услышал звук парохода. Канунникову показалось, что пароход находится совсем рядом. Он как бы спрашивал бакенщика, можно ли идти по реке дальше?
В голове тут же созрела единственно верная мысль: вытащить из воды одну тычку и смерить ею глубину. Если она соответствует норме, значит кто-то до него промерил здесь дно и указал пароходу правильный путь. Если же тычки умышленно перенесли на мель, то кому-то требовалось, чтобы пароход попал в аварию. Евдоким ухватился за тычку обеими руками и принялся раскачивать ее из стороны в сторону. Потом с силой дернул. Но сырая, набухшая в реке талина, не поддавалась.
Злясь на тех, кто так глубоко загнал тычку в дно, Евдоким одной ногой встал на борт лодки и стал рывками тянуть ее из воды. Наконец после долгих усилий он вытащил талину из песка. Тут же ткнул ею в дно и обомлел — глубина Чалыша была здесь не больше сажени. Тогда Канунников, упираясь тычкой, словно шестом, направил лодку к берегу. Она шла прямо над песчаной косой — и везде глубина была одинаковой. Сомнения развеялись: тычки переставили умышленно. Не появись здесь Евдоким, пароход неминуемо налетел бы на мель. Он был уже рядом, за двумя или тремя поворотами реки. Острым слухом Евдоким улавливал его сопенье и шлепанье плиц по воде.
Близость парохода заставила Канунникова торопиться. Стоя в лодке во весь рост, он изо всех сил толкал ее к берегу. И все время измерял глубину. Когда она достигла двух сажен, Евдоким остановился и осмотрелся. Это было то самое место, где раньше стояли его тычки. Здесь и надо было поставить их заново. Сейчас он даже не пытался задавать себе вопрос, кто мог так зло и преступно поступить с ним. На это просто не было времени. Евдоким воткнул тычку в дно и поплыл обратно. По уговору с Овсянниковым на самых опасных перекатах бакенщики должны были ставить по две отметки глубины.
Вторая тычка сидела в грунте еще крепче первой. Евдоким взмок, раскачивая ее из стороны в сторону, но талина не поддавалась. В это время пароход снова подал голос и Канунников определил, что он находится за двумя поворотами от переката. Это было уже совсем близко. Придерживая тычку левой рукой, Евдоким поднял правую, чтобы утереть пот, застилавший глаза, и вдруг рядом с собой услышал резкий мужской голос:
— Не дергай, не тобой поставлена!
Канунников испуганно вздрогнул. Все еще держась за тычку, он оглянулся и увидел рядом с собой Гошку с Федором. Они выплыли из протоки и незаметно подошли к нему на своей ходкой и легкой лодке. Занятый работой, он не заметил этого. Но Евдоким обознался. Вместо Гошки в лодке сидел другой, совершенно не знакомый ему мужчина. Видно было, что он не брился несколько дней и поэтому лицо его заросло колючей черной щетиной. Маленькие, глубоко посаженные глаза незнакомца зло и безжалостно смотрели на Канунникова.
— Не дергай! — повторил он и у Евдокима все похолодело внутри.
Он вдруг сразу понял безвыходность своего положения. Они сделают все, чтобы пароход сел на мель. Единственный человек, который может помешать им, это он, Канунников. Он уже стал свидетелем. Вот почему живым его отсюда не отпустят. Евдоким стал лихорадочно искать пути возможного спасения. На его стороне было лишь время потому, что пароход находился уже близко. Надо было во что бы то ни стало выиграть его. Но Федор и Черный, как окрестил незнакомца Евдоким, тоже прекрасно понимали это. Евдоким увидел, как тянется к его сапогу рука Федора. Еще мгновение и он схватит его за ногу, постарается сдернуть на дно лодки. И тогда ему уже не удастся подняться. Он немного отступил к борту и, сдерживая дыхание, спросил:
Читать дальше